Ленка-пенка

Ещё в связи с началом войны крышу нашего, да и всех соседних домов покрасили какой-то специальной краской, против пожаров. Не знаю, из чего её делают, но вонючая она — жуть! Мне это хорошо известно, так как кто-то из Кругловых однажды ночью испачкал этой краской подошвы моих сандалий. Два дня пришлось их на верёвке во дворе проветривать, прежде чем снова можно стало носить.

Да, а ещё на чердак дома подняли четыре бочки и пару больших деревянных ящиков. Говорят, если зажигательная бомба провалится сквозь крышу на чердак, так её нужно будет или в бочке с водой утопить или в ящике с песком закопать. Впрочем, всё это знакомо. В Финскую точно так же было. И краска, и бочки, и бомбоубежище. Разве что, в тот раз Сашка мне обувь краской не пачкал. Не додумался, должно быть.

Ладно, домой пора. Скоро папа на обед придёт. У него недалеко мастерская, он всегда домой обедать ходит. Мама вчера борщ сварила. Ой! Мне ведь хлеба купить сказали, а я забыла! Дырявая голова. Папа придёт — а в доме хлеба пол горбушки осталось. Скорее в булочную, может, успею ещё.

Я подхватила свою книжку, проверила, на месте ли кошелёк, и торопливо зашагала в сторону булочной. Но едва несколько шагов сделать успела, глядь — мама навстречу от трамвайной остановки идёт. Почему? Что-то случилось? Мама у меня кассиром в кинотеатре работает. Ей до работы далеко ехать — целых пять остановок. Она на обед домой не приезжает.

— Лена? — увидела меня мама.

— Здравствуй, мам.

— Лена, ты куда так спешишь?

— Я хлеб забыла купить. А сейчас папа обедать придёт. Нужно быстрее. Я вернусь сейчас.

— Забыла хлеб купить? Растяпа.

— Извини, мам. Да я сейчас сбегаю.

— А впрочем, так даже лучше. Ты две буханки купи. И сухарей каких-нибудь. Или баранок. Ну, сама посмотри. Что-то такое, что долго хранится.

— Сухарей? Две буханки? Мам, зачем?

— Надо. Я с собой возьму. Неизвестно ещё, как там с кормёжкой будет.

— С собой? Куда с собой?

— Я завтра с утра уезжаю, Лен. Вот, с работы отпустили. Нужно подготовиться, вещи собрать.

— Уезжаешь? Куда ты уезжаешь?

— Куда-то под Лугу. Точно не знаю.

— А зачем?

— Будем строить новые укрепления. Там наши остановят немцев, а затем погонят их обратно…

Глава 4

Ох, вроде успела. Всего шесть человек в очереди. Нет, ну дедушка Кондрат совсем спятил. Погнал меня на ночь глядя в магазин. До закрытия булочной всего полчаса осталось, как я чуть ли не бегом примчалась туда. Зачем? За хлебом, конечно.

Что, думаете у нас хлеба дома нет? Как бы ни так! У нас хлеба почти целая буханка в хлебнице валяется. У папы карточка служащего, а у меня детская. Нам с ним на двоих килограмм хлеба в день полагается. Но нам столько не нужно, мы столько не съедаем. Потому и отовариваем хлебные карточки через день. Смысл какой деньги тратить, чтобы потом заплесневевший хлеб выбрасывать на помойку?

Но сегодня дедушка Кондрат к нам в гости приехал. Приехал — и сразу скандал учинил. Как же так, да почему, да как вы так можете! Ужас. И всё это из-за того, что мы хлеб не весь выкупаем из того, что положено нам. Говорит, весь обязательно выкупать нужно, а потом сушить лишний. Он все голодный восемнадцатый год забыть не может никак.

У нас в городе ещё в конце июля карточки на продукты ввели. Впрочем, не только у нас. Война всё же. Никак не прогонят наши фашистов. Во многих крупных городах продукты теперь по карточкам распределяют, даже в Москве. Чтобы со спекулянтами проще было бороться. Так мне папа объяснил.

И карточки не только на хлеб. На многие другие продукты тоже ввели карточки. На мясо, на крупу, на сахар — на всё это ввели карточки. Кстати, насчёт сахара. У нас от августовской нормы ещё полкило сахара не отоварено. На двоих с папой, понятно. А сахар дома есть.

Хм, а если не хлеб купить, а сухари сладкие, а? Действительно, чем хлеб сушить, можно готовые, фабричные сухари взять. Едва ли мы дома лучше сделаем. Правда, за сухари вырежут не только из хлебной карточки, но и из сахарной, но это не важно. Сахара у нас много, килограмма три ещё есть. Вот, и очередь как раз моя…

— …Кондрат Степанович, да не может того быть! Не может!

— Ага, "не может". Петь, германец позавчера Новгород взял. Новгород! А сколь от Новгорода до Питера дороги, а? Молчишь? То-то.

— А всё одно. Не бывать Ленинграду под немцами. Не бывать!

— Оно так. Но ты о дочке подумай. Новые бомбёжки могут быть. Пока наши не отгонят их, налететь на город ещё пару раз смогут. Зачем рисковать?

— Нда. Ленку жаль, конечно. Она-то и вовсе ни при чём тут. А что ж делать-то?

— Эвакуироваться тебе с Ленкой нужно, вот что.

— Куда? У нас же нет никого. Только моя мама, но она в деревне под Смоленском живёт. Туда уж совсем глупо эвакуироваться.

— Это да.

— И вас с Татьяной Фёдоровной как мы бросим? Вы же одни пропадёте. Опять же, Маринка скоро приедет. Приедет — а нас нет. Где искать будет?

— Ну, Маринка, положим, и у нас поживёт. А вы с Ленкой как обустроитесь, так письмо напишете. Она к вам и приедет. Если надо будет. Или вы вернётесь обратно. Как, а?