Завернувшись в банный халат, он включил свет на кухне. На столе, под белой салфеткой лежали котлеты, источая запах кладбища. Рядом стоял салат и записка с единственным словом – «поешь». Ленка всегда писала такие монословные послания. Белая бумажка, испачканная кладбищенской землей. Липкий страх сжал горло. Он всхлипнул.
С нервным хихиканьем подскачи к столу. Схватил тарелки и с бессильной злостью кинул в мусорное ведро. Рванулся к стулу, обессилено плюхнулся и заревел. От страха. Плакал как маленький: тер огромными рыжими кулаками глаза, всхлипывал и причитал. Зачем она так с ним? Зачем? Пугает, она же его пугает! Зачем? Вопросы отскакивали друг от друга в голове…
Надо выпить. Срочно!
Дрожащими руками вытащил из шкафа бутылку спиртного. Не коньяк – виски. Полез в холодильник. На полке лежал хлеб, кетчуп и остатки колбасы.
Резать не стал – руки не слушались. С трудом отвинтив крышку, глотнул. Подавился. С непривычки спиртное обжигало. Еще глотнул. Выдохнул и откусил от буханки кусок.
Кровь забурлила. Страх начал сдавать позиции…
Все можно объяснить! Все, всем! Он отлично это знает и умеет делать. Глотнул еще. Сел. С ожесточением выдавил на хлеб кетчуп. Красная капля упала на стол… Он провел по ней пальцем…
Все можно объяснить! Абсолютно все! Палец стал выводить на столе красные узоры, пробуждая память.
Первый раз произошел в середине июня. Точно через месяц после их знакомства. На даче. Он почувствовал запах табака. Слабый, едва ощутимый. Крадучись вышел с кухни. Точно! Ленка курила. Воровато оглядываясь по сторонам и пряча в руке сигарету. Он подскочил, закинул руку за спину и со всего размаха ударил ее по лицу. Слова не нужны! Он не выносит курящих женщин.
Она не плакала, только смотрела огромными, полными слез глазами и силилась что-то сказать… С уголка губы потекла красная капля…
Он все объяснил ей!
– Ты поел? – труп Ленки застыл в дверях. Виски гуляло в крови. Страх притупился, уступая место злости. Надо поговорить с этим… с этой и найти объяснение.
– Ем! – он сам не узнал своего голоса – такой слабый и невыразительный.
– Я котлет нажарила. Салат сделала…
– Спасибо, будешь? – качнул в ее сторону бутылкой.
Труп рвано покачал головой. Опять запахло формалином. Он скривился.
– Садись, чего в дверях топчешься? Надо поговорить!
Ленка дергано подошла к столу и тяжело опустилась на стул.
– Я тебя похоронил! – выпалил, и стало легче. Он поставил точки, пусть оправдывается теперь – ищет объяснения! Сама! Ее тут быть не должно! Она там, на кладбище. Он уехал домой, а она осталась… ТАМ!
Ленка молчала. Просто сидела, сложа руки на столе, и молчала. Под ногтями, с местами облезлым маникюром затесалась грязь. Его передернуло. На секунду ему показалось, что в ее волосах копошатся какие-то насекомые. Приложился к бутылке еще раз.
– Ну чего, молчишь, Ленок!
– Ты не хотел меня отпускать! Теперь моя очередь!
– Как это? Ты же труп! Покойница. Твое дело в земле лежать, а мое – жить. Уходи! Все! Отпускаю! – он вскочил со стула и, нависая над столом, истерично орал в жуткое лицо мертвой женщине.
Ленка наклонила голову, посмотрела мутными глазами и проскрипела:
– Ты не отпускал!
– Ты сдохла, сдохла слышишь! СДОХЛА! Я тебя похоронил.
Громко хлопнула форточка, и он инстинктивно развернулся в сторону окна.
На улице бушевал ветер, срывая листья и безжалостно бросая их на черноту асфальта.
Ленки не было. На столе, где она сидела, остались маленькие комочки земли…
Он со стоном сел и уронил голову на дрожащие руки. Всему есть объяснения…Всему, черт победи, есть ОБЪЯСНЕНИЯ!
Бутылка опустела слишком быстро…
Голова гудела…
Надо поспать. Встал. Собирая плечами стены, дошел до комнаты.
Диван скрипнул, принимая его в объятия. Он закрыл глаза и заснул. Быстро и неожиданно для себя.
Касание. Холод пробежал по лицу, оставляя липкий, неприятный запах…
– Ты опять не раздвинул диван. Встань! Я сама.
Дыхание застряло в легких колючим комком. Сердце колотилось в груди. Он скатился с дивана и замер.
Труп Ленки наклонился и одним махом разложил диван. Простынь взлетела и плавно, словно снег, легла. Как в замедленной съемке.
– Ложись! – скомандовала Ленка.
Он задрожал и отчаянно затряс головой.
– Ложись, нечего привередничать!
Он заскулил, стараясь сжаться до невидимости.
– Ложись… Милый, все ссоры днем, а ночью, в кровати – мир. Ложись! Будем мириться.
Ленка улыбнулась, проведя синим, заскорузлым языком по потрескавшимся губам. Он с трудом сглотнул тошноту.
Ленка, распространяя отвратительный трупный запах, залезла на диван и вытянувшись застыла. Рука с трупными пятнами постучала по его месту на диване.
Все можно объяснить?
Он мирился. После первого раза с сигаретой, он мирился с ней на летней кухне. Зажимая Ленке рот, большой рукой покрытой рыжими волосами, и мирился. Она хрипела под ним, дергалась… Это заводило и он мирился сильнее, тщательнее, жестче.