Альд Каллиера пошел на страшную жертву: чтобы не привлекать к себе внимания (все-таки известное лицо, могут узнать на той же заставе на выезде из города или таможенном контроле), он сбрил свои пышные усы и остриг кудри. Те самые кудри, по которым страдала добрая половина знатных дам Ланкарнака всех возрастов, наклонностей и степеней стервозности. Если его сейчас мог бы увидеть отец, альдманн Каллиар, владетель самого большого озера в Беллоне, он, наверное, не узнал бы сына. А если узнал бы, то, самое малое, — отдал приказ своим тунам задать отпрыску хорошую взбучку. Беллонский мужчина с чисто выбритым,
Впрочем, в ближайшее время альд Каллиера не имел намерений навестить родные земли, так что и кудри и усы еще успеют отрасти… Но в настоящий момент настроение благородного альда было хуже некуда. Его раздражало решительно все: его собственные гвардейцы, переодетые в барахло городских обывателей, королева в не подобающем ее положению простом платье; его раздражал Леннар и сама цель поездки, туманная и одновременно опасная, как… берега его родных озер, что ли!..
Единственное, что могло бы развеять дурное настроение аэрга, — это хорошая драчка. Неважно с кем, думал Каллиера… Да хоть с Ревнителями! Значит, именно они, братья ордена, — лучшие бойцы в пределах этого мира, созданного светлым Ааааму?… Значит, именно они, воспитанные в стенах Храма, а вовсе не закаленные сыновья Беллоны, — самые сильные воины? Слова, сказанные там, во дворце Энтолинеры, жгли альду сердце. Он и раньше недолюбливал ланкарнакский Храм и орден Ревнителей (хотя и старался поддерживать с ними сносные отношения), а теперь просто возненавидел. Хотя, как ни странно, на этот раз к подобной перемене сами Ревнители не имели никакого отношения.
Королева, Леннар, Барлар и двое беллонцев из гвардии, одетые как добропорядочные горожане, ехали в дощатом фургоне, запряженном парой здоровенных ослов особой тягловой породы, а еще четверо, включая Каллиеру, путешествовали верхом. Под продовольствием, уложенным в нижней части фургона, — сыром, ветчиной, мехами с вином, копченым мясом в окороках, оливками и фруктами — лежало оружие. Сабли и пики. Альд не желал оказаться безоружным перед лицом возможных неприятностей. «Неприятности» — так мягко сформулировал он то, что могло ожидать их на этом пути.
Обезопасившись таким образом от повышенного внимания — в самом лучшем своем проявлении шепотков «Королева уехала с любовником!..», — путешественники столкнулись с прямо противоположными препонами. Бесспорно, никогда не возникшими бы, путешествуй королева и благородный альд Каллиера открыто.
Уже за городом, на дороге из Ланкарнака в местность, где лежали печальные развалины деревни Куттака и начинался Проклятый лес, их нагнали несколько стражников. Судя по наглым их рожам, они занимались тем, что вежливо именуют «взиманием податей». Так как среди них был храмовый жрец смотритель, наглость и безнаказанность этих милейших людей достигала величин, достойных лучшего применения. Леннар, который нисколько не сомневался, что на пути от столицы королевства до конечной цели путешествия они напорются на подручных Храма, все-таки помрачнел, когда услышал визгливый голос жреца смотрителя:
— Эй, там, впереди, на дороге! Придержи-ка своих кляч! Кто такие? Куда едете?
Альд Каллиера уже открыл было рот, но королева Энтолинера, предполагая, ЧТО может ответить высокомерный начальник ее гвардии, не слишком-то искушенный в лицедействе, сделала предостерегающий жест рукой.
Жрец смотритель и двое стражников нагнали фургон и велели остановиться.
— Нам приказано осматривать все повозки, которые движутся по этой дороге! — заявил жрец, не вдаваясь в подробности — Вы не проституток ли в фургоне везете? А то недавно мы вынуждены были отправить в тюрьму владельца вот точно такого же фургона: он устроил в нем бордель на колесах. Он тоже отпирался до последнего. — (Это
Жрец слез с лошади, подошел к фургону и заглянул внутрь.
— Баба и мальчишка с воровской физиономией, — констатировал он. — Чье это хозяйство?
— Мое, пресветлый отец, — почтительно ответствовал Леннар, выглядывая из фургона. — Это мои родственники. Мы едем из Ланкарнака, покупали там ослов. Вот этих. На которых мы сейчас едем.
Жрец-мытарь окинул взглядом Леннара, на лице которого плавала почтительная и самая невиннейшая улыбка. К облику этого типа сложно придраться, поймал себя на мысли храмовник: в меру почтительности, в меру благопристойности, ведет себя ровно, богобоязненно — перед тем как заговорить с жрецом, прочел короткую
— Хм, — скривился жрец, — неплохие животины. А пошлину с покупки вы заплатили?
— Конечно.
— А доплату за вывоз за городскую черту?…
— Да.
— А подорожную мзду?
— Разумеется, пресветлый отец.