— Благородный альд! — перебил его Леннар, не повышая голоса, но взъерошенный Каллиера однако же замолчал на полуслове вдруг и сразу. — Благородный альд, мне не стоит говорить того, что я скажу дальше. Я даже не к вам обращаюсь. Я ошибся. Я оказался неисправимым идеалистом, я заблуждался, когда думал, что люди, населяющий этот старый Корабль и столь низко опустившиеся, разом, за несколько лет, смогут преодолеть пропасть. Ту пропасть, что разделила их и их предков, создавших Корабль. Нельзя разом прыгнуть от одного к другому, да еще по чужой и чуждой им всем воле, пусть даже и при помощи наследия моей погибшей цивилизации, наследия, уцелевшего в недрах «Арламдора»… Сейчас мне кажется, что Элькан был прав…
— Ты хочешь сказать, что мы, рожденные на Корабле, обречены? — быстро вымолвила Энтолинера. — Что мы сами не хотим уходить от своей жалкой жизни, не хотим видеть мира в его истинном обличье? И что та жизнь, что была у наших народов ДО твоего появления в Арламдоре, и есть то, чего мы по-хорошему достойны, так?
Леннар вскинул руку:
— Да. Ты сказала. Все именно так. Но я продолжил бы борьбу, если бы мне некуда было деться. Я работал и сражался бы до конца. Но сейчас сложились
— Кажется, я уже догадываюсь, — тихо произнесла Энтолинера, и ее взор коснулся спокойного лица омм-Алькасоола, стоявшего плечо к плечу с предводителем Обращенных.
Леннар перехватил ее взгляд и коротким, едва заметным кивком подтвердил догадку правительницы Ланкарнака.
…Не сразу, ох не сразу суть этого безмолвного ответа проникла в мозг беллонского альда, благородного Каллиеры! А когда до него дошел смысл услышанного, то он даже подпрыгнул на месте, несолидно, по-мальчишески или даже по-козлиному, словно вспугнутое на пастбище животное. И не шел этот нелепый прыжок к молодецким статям альда Каллиеры, начальника гарнизона славного арламдорского города Ланкарнака точно так же, как нежно-голубое величавое облачение жреца Храма не пошло бы грубому крестьянину с узловатыми руками и обветренным красным лицом.
— Я н-не понял, — пробормотал альд Каллиера и снова помянул своего излюбленного племенного божка Катте-Нури с его неизменной бородой, — я не понял, это что же, светлый сьор Леннар, вы отходите от нашего дела… дела войны и строительства, и… и предлагаете вместо себя вот… вот его? Ревнителя? Пса-храмовника?
— Ты совершенно верно излагаешь, благородный альд, — откликнулся Леннар, — быть может, лишь только за исключением «пса».
На лице омм-Алькасоола мелькнула мимолетная полуулыбка.
— Та-а-ак… — зловеще процедил Каллиера и снова стал тереть свой бритый подбородок, а потом подумал и вынул саблю. Выглядело не то чтобы угрожающе, но тем не менее. — Значит, вот так?.. От чего ушли, к тому и пришли. Или… или это такая шутка? У небожителей вообще очень странные шутки, нам, простым смертным, и не всем понять.
Последнее прозвучало довольно ядовито, хотя никогда доселе альд Каллиера не был склонен к злой иронии и сарказму: он предпочитал — говорить напрямик, не прибегая к риторическим категориям. Ответ он услышал незамедлительно:
— Нет, отчего же. Не шутка. Совершенно не шутка. Энтолинера вот уже усвоила… Ну а чтобы уяснил и ты, прямодушный беллонец… Ну вот, смотри.
В его руках вдруг появился черный, тускло поблескивающий предмет, напоминающий диадему. Это был
— Что же, вот так. Я хотел, чтобы вы видели и поняли, для того мы и прибыли сюда, в Ланкарнак.