— Тебе известны их ритуальные присловья?
— Я же говорил, что подробно изучал эту секту, — глухо ответил омм-Алькасоол. — Я ознакомился с текстами, которые сардонары считают священными. Это — Книга Бездн…
И снова вздрогнул предстоятель.
— …это — апокрифический «Голос Бездн», по сути представляющий собой вольный комментарий к каноническому тексту запретной Книги. Сакральная экзегеза, написанная несколько веков назад и широко разошедшаяся в списках. Ну и — «Красная весть» и «Счастливая весть», экстатические сочинения Акила, свод жутких ритуальных псалмов и торжественных гимнов, исполняющихся во время молитвенных и карательных обрядов. Написано чрезвычайно завлекательно и страшно, притягивает мгновенно. У этого Акила кроме воинских доблестей есть и талант стихотворца… Я бы лично отрубил ему руки и отсек язык, чтобы он не смог более создавать ТАКОГО! — вырвалось у Алькасоола.
— Так… — протянул Верховный предстоятель, оглаживая свое голубое с алой каймой облачение. Он не смотрел на омм-Алькасоола, казалось, все его внимание сосредоточено на собственной одежде, на драгоценной ткани тончайшей выделки.
Алькасоол отвернулся к витражному окну, затянутому в фигурную металлическую решетку, и проговорил осторожно, словно колеблясь, словно еще не решив, стоит ли добавлять еще что-то к сказанному:
— Кроме того… кроме того, как мне кажется… Это — мое мнение, конечно же ты спокойно оспоришь его, пресветлый отец, или даже назначишь мне наказание, как ты уже упоминал…
— Говори.
— Я хочу сказать, в чем главная сила еретиков-сардонаров перед нами, служителями Храма. Кому, как не тебе, хорошо известно, что среди многих высоких сановников Храма утвердилось неверие в каноны, данные в Книгах Чистоты. Я сам слышал, как братья-Ревнители и высшие жрецы позволяли себе упоминать имя Ааааму, чье истинное Имя неназываемо, и Святой Четы — в таких сочетаниях, от которых у благочестивого простолюдина волосы встанут дыбом, кровь заледенеет в жилах…
— Что? Куда ты клонишь, брат Алькасоол?
— Я к тому, что эти сардонары, в отличие от некоторых служителей нашего светлого Храма Благолепия по-настоящему веруют в то, что проповедуют эти двое — Грендам и Акил. Да и сами Грендам и рыжий Акил… Последний, если мне не изменяет память, был контужен лет пятнадцать назад в одном из сражений в Кринну, когда там шла гражданская война между сторонниками нынешнего короля Идиаманкры Пустого, который послушен нашей воле, и армией повстанцев, которыми командовал узурпатор Глок по прозвищу Тысячерукий. Контузия Акила, верно, дает о себе знать: иногда он впадает в экстатический транс, в котором и пишет большую часть своих ужасных стихов и гимнов… Они — фанатики, а вот былая энергия Храма истощилась с веками, да и вера ослабла и истерлась из многих душ, и сильных и слабых…
— Все верно, все верно, — прошептал Сын Неба, — я и сам много размышлял над тем, что ты тут жестоко и зримо преподносишь мне, мудрый брат. Значит, сардонары в самом деле верят в искупительную жертву своего божка, этого Леннара? Интересно, что будет с их сектой, когда станет известно, что их бог УЖЕ МЕРТВ?
— Но он же еще не умер. И подействует ли древний яд? И почему он, Леннар, отослал послов и велел им явиться через шесть дней? Я думаю, ему все сразу стало понятно. Хоть он и не убил их… Впрочем, к чему убивать? Если яд подействует на Леннара и его людей, то точно так же он убьет и наших жрецов… — Брат Алькасоол задумался и потом заговорил куда медленнее, слово за словом извлекая из своей обширной памяти: — Я нашел сведения о Камне Примирения, сосуде со смертью, в одной из памятных машин Академии… На тот момент я был первым, кто раскрыл эту запись: так сказала мне машина. Но был ли я единственным, кто прочитал запись об истинной природе древнего артефакта, что хранился в подземном схроне много веков? Впрочем, что гадать? — Брат Алькасоол потеребил мочку уха, тем самым успокаивая себя, и закончил: — В самом скором времени мы узнаем ответы на все вопросы.
На внешней лестнице, ведущей в покои Сына Неба, раздался дробный топот, он приблизился и взорвался грохотом распахнутой тычком двери, и в проеме показалась тучная фигура жреца. Его облачение сбилось с плеч, открывая мощные ключицы. Лоб и шея блестели от пота, и ярко сверкали обычно тусклые и малоподвижные глаза брата Геннаара, одного из трех Толкователей Первого Храма. Верно, произошло что-то действительно важное, раз первый Толкователь дал себе труд Доставить весть об этом своему духовному отцу.
Сын Неба поднял на него глаза и произнес:
— Ну что?
Переведя дыхание и смахнув пот с жирного раскрасневшегося лица, брат Геннаар выпалил: