Самсон и Поль услышали, как плевок достиг цели.
Прохожий, господин средних лет, похожий на деревенского пастора и одновременно на переодетого полицейского, остановился как вкопанный, задрал голову и гневно уставился в чернильное небо.
Поль, широко улыбаясь, гаркнул:
«Ave, amicus, morituri te salutant!» – и приветствовал прохожего поднятым стаканом.
Прохожий с достоинством снял шляпу.
Вероятно, тоже для приветствия, подумал Самсон. Но пастор или переодетый полицейский вместо этого приступил к вдумчивому обследованию шляпы.
Он долго изучал ее со всех сторон, словно это была не обыкновенная велюровая шляпа, какие носят миллионы обывателей, а футбольный мяч с автографом Марадоны или древний папирус с текстом «Книги мертвых».
Видимо, дотошный пешеход что-то обнаружил, потому что, издав возмущенный возглас, указал на это что-то наблюдателям с балкона, демонстративно ткнув пальцем в некое место на полях шляпы.
Ответом ему была ангельская улыбка на лице Поля.
Тогда господин, сотворив на кирпичном лице свирепую мину, сошел с тротуара на мостовую и, грозя Полю тростью, лающим голосом принялся выкрикивать ругательства.
– Неужели вы требуете сатисфакции?! – восторженным тоном перебил прохожего Поль и повернулся к Самсону. – Сегодня прямо-таки ночь откровений! Наконец-то нашелся хоть один смелый человек во всем Париже… Я принимаю ваш вызов, о, доблестный идальго! – крикнул он. Прохожий замер с открытым ртом. – Надеюсь, вы знаете, что в соответствии с дуэльными правилами, выбор оружия остается за мной? И я уже сделал этот нелегкий выбор! Предлагаю сразиться на стаканах с водкой! Поднимайтесь же скорей, мой долгожданный враг, и мы будем биться не на жизнь, а на смерть! Не стоит медлить, мой храбрый соперник! Жизнь скоротечна, водки может не хватить, так что не стоит пренебрегать мгновением! Я жду вас!»
Прохожий ожил. Изрыгая ужасные проклятия, он в уже более быстром темпе двинулся по улице и вскоре скрылся за поворотом.
Шляпу он бережно нес в вытянутой руке.
Поль был страшно огорчен.
Он покачал головой и сказал:
«Вот видишь, никто не хочет со мной знаться… Даже на уровне дуэли. О tempora, о mores! Я мог оплевать его с ног до головы, а он бы только облизался и отправился по своим ничтожным блядским делам. Вместо того чтобы подняться наверх и задать мне хорошую трепку, этот пешеход-любитель сотрясает воздух беззвучным пуканьем. Сказать тебе, кто это был? Мсье Жак Клавель, судебный исполнитель четвертого парижского округа. Редкостный болван! Я едва не женился на его дочке, очень милой и воспитанной барышне, которая обожала давать мне в самых немыслимых местах. Однажды она затащила меня в церковь St-Eustache, и там… ну ты знаешь, там есть такие боковые нефы, совсем узенькие проходы, ну и там… Это было так здорово! Ужасная оригиналка! Как ты думаешь, не надо ли после всего этого заново освящать церковь? Надо?! О, Боже… Впрочем, пусть освещают, им там все равно делать нечего…» – говоря это, Поль посматривал вниз – вдруг появится новая жертва. Сделав добрый глоток, он продолжил: «Ты не помнишь, о чем я говорил? Ах, да! Судебный исполнитель мсье Клавель… Понимаешь, я уже совсем приготовился идти по венец, в то время я был на мели, отец из-за моего пьянства временно лишил меня финансовой поддержки, а у Клавеля денег – куры не клюют… Но помешала жена этого недоноска, мадам Клавель, очаровательная сорокалетняя блондинка, которая была от меня без ума… Она запретила Лили, своей совершеннолетней дочери, даже видеться со мной. А мы с ней в ту пору были неразлучны… У них там, в семье, разгорелся нешуточный скандал. Никто не хотел уступать. Пришлось уступить мне… Знал бы ты, как они, я имею в виду мамашу и дочку, восхитительно делали минет! Боже, только патриотично настроенные парижанки, готовые на все ради своей родины, способны брать такие немыслимые сексуальные высоты! Жаль, что я тебя с ними не познакомил… Ах, как я завидую тем счастливцам, которые находят наслаждение в обществе этих потаскушек!»
«Ты неисправим… Плевать на почтенного господина…»
Поль махнул рукой.
«Черт с ним… Неужели ты забыл, о чем я тебе перед этим сказал? О губительном и освежающем воздействии моей падшей души на все, к чему она прикасается?..»
«Похоже, он тебя узнал, этот величавый шляпоносец и тростедержатель… Ты говоришь, он судебный исполнитель? Тогда тебе конец, он закатает тебя в Бастилию, как только ее отстроят заново…»
Но Поль ничего не слышал. Он только следил за хаотичными волнами собственных мыслей, которые неизменно накрывали его после второй бутылки. Из этих волн он обычно выныривал, держа на кончике языка фразы, которые забывал, как только они бывали произнесены.
Поль торжественно изрек: