Лента Мёбиуса

Солнце медленно клонилось к горизонту, очень медленно, казалось, оно стояло на месте – нередкий психологический эффект в опасной неопределённости.

Да, до ночи нечего и думать об отходе. Через речку и то не перейти. Хуже того, ударят по ногам и попробуют взять в плен, что страшнее смерти; перед глазами всплыли кадры видеоролика, как эти курвы сжигали живьём пленных солдат, стоявших на стороне власти. Только взять им меня вряд ли удастся; пистолет – вот он, сбоку в кобуре, и загнать пулю в висок тьфовое дело.

Примерно через полчаса удалось подранить ещё одного. В голень, по мышцам, опять не тяжело – я был уверен в своём выстреле. После этого ни один из преследователей уже не смел высовываться на открытое пространство.

Ответом с их позиции на лесной опушке был только шквал слепого автоматного огня и два взрыва снарядов, выпущенных из гранатомётов. Но я предвидел попытку отмщения и броском вновь сменил место укрытия, перескочив на другую оконечность уступка.

До наступления темноты оставалось совсем немного. Время от времени я бросал взгляд на циферблат наручных часов; полчаса ещё надо подождать, десять минут, ещё пять, и тогда…

Люди Саида Ахмета смирились с невозможностью пересечь разделявшую нас полосу – военным, побывавшим в боях с применением стрелкового оружия, известно, какое страшное деморализующее воздействие оказывает снайперский огонь противника, – и ограничивались редкими одиночными выстрелами, далеко не прицельными.

Скорее всего, в лесу тоже дожидались темени, чтобы расправиться со мной под её покровом. Я не отвечал им. У меня оставалось всего десять патронов, и палить лишь для острастки было бы неразумно.

Как только сумерки сгустились и окрестности потеряли чёткость очертаний, я скатился по осыпи, насколько мог быстро пересёк речку и размеренным бегом устремился в глубину поймы, к лесу, темневшему за ней.

По истечении непродолжительного времени сзади, с верха обрыва, донеслись отдалённые крики, брань, ударили автоматные очереди, по ровному поёму веером пролетели пули, пять или шесть из них просвистели над головой, и на этом стрельба закончилась.

До своих я добрался под утро; несколько часов отсыпался, после чего основательно подзакусил в столовой – первое, второе и компот – и, отдохнув ещё немного, в полдень прибыл в госпиталь к старшему лейтенанту Лошкарину. Сжато рассказал о пребывании на краю приречного обрыва.

Голова у меня была забинтована; он спросил, как я чувствую себя, на что я ответил, что ударило острым камнем при взрывной волне, день-два – и затянется, в общем, пустяк, не стоящий внимания.

Лошкарин поблагодарил меня за службу, а при расставании сказал:

– Ты остался жив – это главное, – и, пройдясь по мне тёплым одобрительным взглядом, добавил: – Благодаря тебе все мы остались живы. Век этого не забуду. Если что, всегда можешь рассчитывать на мою поддержку – в любой ситуации, какой бы тяжёлой она ни была.

– Э-э, товарищ старший лейтенант, – ответил я, – считайте, что мы просто квиты. В прошлый раз благодаря вам я остался жив, и это я тоже не забуду.

«Прошлый раз» был полтора месяца назад. Тогда мы попали под атаку ударного беспилотника; бомба взорвалась в нескольких шагах, и я оказался погребённым под толстым слоем земли, только ноги по колени торчали снаружи.

Лошкарин первым бросился мне на помощь, за ним подоспели другие бойцы. Через пару минут меня откопали, и я отделался лишь контузией: неделю ничего не видел и лежал в госпитале, покуда зрение не восстановилось полностью.

– Нет, Измайлов, – возразил старлей, – тогда всё происходило как бы по независящим обстоятельствам и на автомате, а вчера ты сознательно решил пожертвовать собой, чтобы спасти остальных, и тебе просто повезло, что остался в живых. Ещё раз говорю: всегда можешь рассчитывать на мою помощь.

Однако война раскидала нас по разным сторонам, и свидеться со старлеем мне больше не довелось.

…Давно же это было! Тогда мы, пятеро спецназовцев, уходили от не знавшего пощады грозного противника, и сейчас – только вдвоём – тоже спасались, бежали от врага не менее страшного и безжалостного. До чего всё похоже!

От «Полярного медведя» до дома – четыре или пять тысяч километров. Сколько раз, бывало, смотрел я за колючую лагерную проволоку и мечтал одолеть это расстояние. И дышать воздухом свободы.

Глава четвёртая Путь на зону

Пути же дороженьки на зону стали нарисовываться для меня в день, когда я вернулся после дембеля в родной город.

На мне была парадно-повседневная одежда, голубой берет, сдвинутый на затылок, в руках небольшой чемоданчик с вещами. За плечами – шестилетняя армейская служба, в том числе несколько месяцев пребывания в стране вооружённого конфликта. Я был жив, практически здоров – контузия почти не давала знать о себе, – с неплохим денежным ресурсом, и будущее уже начинало представляться раем на земле, оставалось только удачно вписаться в него.