Лента Мебиуса

Ибо во вселенной нет ни центра, ни окраин. Там любая точка, где бы она ни находилась, хоть у черта в заднице, может быть одновременно и центром, и окраиной. В общем, полная неразбериха в этом вопросе.

Самсон не представлял, что его ждет завтра. И дело не в том, что не знал, а в том – что не хотел знать…

Он наконец-то всё понял. Только великое чувство может служить оправданием, объяснением и смыслом жизни. Без этого чувства не стоило жить. Правда, его душу терзало сомнение: в этом его вдруг открывшемся понимании жизни – которым по счету? – было слишком много мудрой серьезности и полностью отсутствовали легкость, самоирония и безмятежность. То есть, как раз то, что придает жизни остроту, свежесть и привлекательность и что в трудную минуту удерживает нас от опрометчивых поступков.

Вернувшись во дворец, Самсон вызвал обер-гофмаршала и велел тому срочно организовать королевский пир.

Фон Шауниц сердито засопел. Опять никому не нужные расходы…

– Ладно, ладно, королевство не обеднеет… Хочу гульнуть, повеселиться! – объяснил король. – За господином Голицыным повелеваю послать самолет. Я ему уже звонил, он согласен… Созови всех своих и моих врагов. Среди них, наверняка, найдутся твои и мои друзья.

– Ваше величество изволит говорить загадками.

– Какие уж тут загадки, Шауниц! – рассердился король. И с угрозой добавил: – Гляди, будешь валять дурака, опять заговорю стихами?..

– Только не это, ваше величество! – переполошился обер-гофмаршал.

По случаю предстоящего пира во дворце царил невероятный кавардак. По этой причине в Париж, за Полем, был отправлен не «Боинг», а самолет королевских военно-воздушных сил, бомбардировщик ФВ-200, он же «Кондор», в полном боевом вооружении и с бомбовым грузом на борту.

Самолет приземлился в международном аэропорту имени Шарля да Голля без каких-либо проблем. Французские пограничные и наземные службы слежения приняли дальний бомбардировщик за пассажирский авиалайнер, каковым он и являлся до того, как накануне Второй мировой войны его переоборудовали в военный самолет.

Летающее корыто, погрузив в свое чрево королевского гостя, дребезжа, содрогаясь и страшно фыркая моторами, преодолело расстояние от Парижа до Армбурга за какие-то четыре часа.

В аэропорту Армбурга Поль спустился по трапу на обетованную землю Асперонии, держа под мышкой толстую книгу, как сказали бы прежде, пахнущую свежей типографской краской.

Это был его новый роман.

…В рыцарском зале разместились сотни именитых гостей.

Пир, как в добрые средневековые времена, продолжался трое суток. Вот когда Папа Асперонский отвел душу!

Шауниц легонько встряхнул казну. И поэтому разнообразие блюд и напитков поражало воображение.

Все друг друга спрашивали: «По какому поводу?..» и сами же отвечали: «Рим, помнится, тоже роскошествовал… И чем там все закончилось?»

– Жизнь скучна, – сообщил Поль Самсону и Аннет. Задрапированные в праздничные льняные хитоны белого цвета, они возлежали на персональных ложах под пышным балдахином из темной шерстяной материи, висевшей тяжелыми фестонами, с кистями и бахромой.

Пир был в разгаре.

– Жизнь скучна, – напыщенно повторил Голицын, посматривая сквозь омытый бордовым вином стакан на полуобнаженных красоток, томно, волнующе и по-асперонски медленно, исполнявших танец живота, – но в наших силах наполнить ее событиями. Иногда для этого приходится ловчить, перенося вымышленных литературных героев из книг в реальную жизнь. Конечно, не буквально, а наделяя придуманными качествами наших друзей и врагов и вообще всех тех, до кого дотягивается наш алчный каждодневный взгляд. И, вы знаете, получается очень забавно. Очень часто люди, с которыми мы заочно проделываем, без их ведома, разумеется, эти, обогащающие их натуры эволюции, не остаются в долгу и отвечают нам тем, что в конце концов действительно становятся похожими на литературных фантомов. Окружая реальных людей аурой из воображаемых образов, мы невольно воздействуем на их духовную субстанцию, меняя их внутреннюю сущность. Не слишком ли заковыристо я изъясняюсь?

Аннет с отсутствующим видом пожала плечами. Самсон величественным кивком головы дал понять Полю, что ничего неясного для себя не услышал. Поль в ответ с удовлетворенным видом тоже наклонил голову и продолжил:

– Я же пришел к оригинальному, можно сказать, революционному, решению, я счел более выгодным и продуктивным обратный процесс: я помещаю реальных людей в придуманные мною обстоятельства. В ткань, так сказать, своих безудержных поэтических фантазий. Остроумно, не правда ли? О, трепещите литературные поденщики!

– Ничего в этом остроумного и нового нет. Так всегда делали. Те же Джойс, Миллер, Хемингуэй… Да и я…

Но Поль только рукой махнул.

– Для начала, – продолжал он, – я заткну за пояс бездарных претендентов на Гонкуровскую премию и по праву стану первым писателем Франции и членом Академии бессмертных…

– Ты не гражданин Франции.

– Плевать, я гражданин мира! О, вы еще не знаете меня! Я еще замахнусь на «Нобеля»!

Поль высокомерно взглянул на Аннет и достал из-за пазухи книгу.