Читаем Лента Mru полностью

Круша мусорные кручи, Нор поднялся во второй этаж, где, наконец, остановился посреди разоренной комнаты. Квартира, в которую он вошел, казалась ему самой вероятной претенденткой на роль родового гнезда. Точно он не знал, ибо двери были сняты, косяки выломаны, номера сохранились лишь кое-где. Со стен свисали ошметки темно-зеленых, в черный цветочек, обоев. Нор прислушался к себе: нет, ничто в нем не шелохнулось и не аукнулось. С потолка, из сердца грязной лепной завитушки спускался шнур без лампочки; к шнуру была прилажена бурая от времени мушиная лента. Из комнаты вынесли все, оставив сор или, напротив, доставив его взамен. Нор остановился перед лентой. Когда-то в этой комнате жили приличные люди, способные позаботиться о защите от насекомых. Он качнул ленту пальцем: клей давно высох. Мушиные трупы за давностью лет обернулись мелкими кляксами. Нор тронул уцелевшую лапку, та, похожая на ресницу, беззвучно отломилась и канула. На ленту падал солнечный луч, изловчившийся протолкнуться в сырой и сумрачный колодец двора. Нор сделал последний шаг, и едва на упал: из-под подошвы выскользнула старенькая свинья-копилка с облупленной краской. У Нора перехватило дыхание. Он сел на корточки, мгновенно вспоминая все – и копилку, и ленту, и мрачный, но теперь уже полный былого достоинства, узор обоев. Копилка лежала на боку, беспомощно выставив коротенькие ножки. Нарисованные копытца давно стерлись, пятачок потрескался. Когда-то свинья улыбалась нервной улыбкой полоумного скряги; теперь ее рыло торчало всерьез.

Нор встряхнул копилку, которая оказалась неожиданно увесистой. Внутри загремело и странно зашебуршало. Он готов был подумать, что внутрь пролезли мыши, но щель была слишком узкой даже для лягушки. В голове Нора начался легкий звон; все остальные вещи он проделал не вполне осознанно: снял пальто и пиджак, положил их прямо в мусор, подобрал какую-то ржавую железяку, прицелился и метко поразил раздувшийся бок. Копилка разломилась надвое. Из нее хлынули крошечные человечки в разноцветных колпаках, похожие на гномов, но гладко выбритые; человечки полезли на Нора. Выяснилось, что они обладают огромной силой: Нор упал, они повалили его. Рассевшись кто куда – по плечам, животу, коленям и щекам – лилипуты дружно вздохнули и запустили руки в микроскопические карманы. В следующую секунду сверкнула тысяча ножей, каждый из которых был не длиннее хвоинки, снятой с молодой елочки. Нор попытался дернуться, но его конечности налились свинцом. Лилипуты ударили одновременно; каждый удар, перешедший в аккуратный надрез, был столь же смешон и слаб, сколь наносивший его инструмент, однако ударов было много, и Нор окрасился кровью. Ножи взлетели вновь и вонзились в прежние точки, забирая глубже; Нор крикнул, десять молодчиков зажали ему рот. Работа продолжалась; ножи мелькали и кромсали, покрывая Нора тысячами, десятками тысяч порезов. Рубашку давно расстегнули, брюки стянули всем миром. Малыши трудились молча, и только шорох стоял, мешаясь со свистом ножей. Кровь залила глаза Нора; он с трудом различил нового человека, который прошел в растерзанный дверной проем.

Человеку было лет сорок; он радостно вышагивал, поводя добродушным брюшком. Брюшко мешало ему, и он, шагая, слегка отклонялся назад: как бы для противовеса. Песочные волосы завивались колечками лука. Голубые глаза светились ласковым и внимательным светом; пухлым губам не сиделось на месте, они постоянно двигались – очень мелко и неопределенно, готовые сорваться то ли в брезгливую гримасу, то ли в приветственную улыбку, но так и не срывались. Вельветовая куртка была расстегнута; змеиной кожи галстук чуть западал на груди и ладно переваливался через живот, лежа покойно и с достоинством. Двигаясь к Нору, человек выбрасывал вперед себя ноги, почти не сгибая, а, напротив, едва ли не прогибая их кзади в коленях; руки были чуть разведены, и пальцы тоже. Рубашка в полосочку, опрятные брюки и бархатный румянец выдавали в нем ухоженного семьянина, с адом в душе и злобными планами в мыслях – как оказалось.

– Я очень стар, – без предисловий заговорил человек, останавливаясь в шаге от окровавленного Нора. – Не смотри, что я держусь бодрячком. Мое время истекает. Мне пора уходить, и ты займешь мое место. Противиться и благодарить бесполезно. Ты носишь за плечами целую ночь, ты сможешь погасить солнце. Откажись от всего и слушай внимательно.

Человек опустился на колени, склонился над Нором и начал шептать ему в ухо. Лилипуты попрятали ножи; в их маленьких ручках замелькали нитки, продетые в невидимые иглы. Они принялись шить, стежок за стежком: быстро, слаженно и аккуратно.

Часть первая. Динамика: Зенит – Надир

Глава 1

Мотор заглушили, немного не доехав до поворота. Сквозь редкие деревья виднелась уродливая изба. От самогона, припасенного лет за триста до появления мотора, ее куриные ножки заплелись и подвели основную массу. Они отказали, а избушка села в грязь и осталась сидеть, врастая в участок.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное