Лента Mru

Старика перебили только однажды: из третьей по счету от них машины вдруг выпала женщина лет пятидесяти и принялась визжать на одной ноте. Она колотила кулаком по асфальту, мотала растрепанной головой и не давала к себе прикоснуться, хотя из салона к ней тянулись какие-то руки. Люди, дышавшие якобы свежим воздухом, перестали разговаривать и смотрели на нее, не делая попыток вмешаться. Те, что скрывались в автомобилях, наружу не выходили и ничем себя не обнаруживали. Женщина вдруг замолчала и позволила втянуть себя обратно в раскаленную «шестерку», одинаково спасительную и губительную.

Видя, что событие себя исчерпало, рассказчик отвернулся и продолжил повествование.

Никто не имел представление об истинной протяженности очереди.

– Снарядили троих, – горестно усмехнулся старик. И добавил без всякой связи со сказанным: – Моя фамилия, между прочим, Торомзяков.

– Боговаров, литератор, – поклонился разночинец.

Тамара, теребившая платок, коротко назвала себя и Марата.

– Троих, – повторил Торомзяков. – Они запаслись едой на неделю, а то и больше. Отправились… – он вздохнул. – Отправились в голову очереди. Искать, получается, эту голову. Сначала звонили, докладывали, передавали номера тех, кто дальше. Телефонные номера, – уточнил он. – А потом… позвонили, сказали, что там уже трупы. Все чаще и чаще. Живые говорили, что все от разного померли – кто-то больной был, остался без лекарств; кого-то разбил паралич, двое сами… глотнули чего-то. Хотели повеситься, да не сумели сойти с дороги, хотя вот они, деревья, рукой подать, – и Торомзяков подал, показывая на деревья, будто предлагал убедиться лично в невозможности удавиться. – Иные рехнулись, многие отказались от еды. Экспедиция с ними делилась, а они ни в какую. Одна хотела рожать, вся кровь из нее вышла…

– Постой, дед, – Марат взялся за голову. – Что ты гонишь, что это за фуфло. Ты-то сам здесь сколько стоишь? Ты же недалеко от меня, а говоришь, словно месяц тут прожил.

– Я просто повторяю, – пожал плечами Торомзяков. – Информация здесь распространяется стремительно. Можно сказать, зарождаются свои мифы, легенды… Телефоны есть у многих, обсуждение идет постоянно. Вот и ваш телефон – давайте, я передам, и вам от звонков отбоя не будет. Впрочем, я сбился. Я еще не досказал. Собственно говоря, досказывать-то и нечего – прошло еще два дня, и сообщения прекратили поступать. Так никто и не знает, где те ребята. Дошли ли они? И докуда дошли?

Марат отпустил свою голову и покрутил ею.

– Погоди. Я не догоняю. Тут же есть место. Почему же никто не объехал, не ушел вперед?

– А вы попробуйте, строньтесь, – Торомзяков неожиданно порозовел. – Вы пробовали? Мотор не заводится, да?

– Секундочку, – Боговаров по-прежнему улыбался, но исключительно по привычке, которая, судя по всему, была давней и скверной. – А почему бы не попробовать уехать назад?

– Да по той же причине, – развел руками Торомзяков. – Уехать нельзя никуда. И уйти нельзя никуда. Разве только вперед, но я вам только что рассказал, чем это закончилось. Но если вы вздумаете отправиться лесом, то зря потратите время. Вам не сойти с обочины, и назад по шоссе, где очередь кончается – тоже не уйти. Там что-то мешает. Это как носок, который растягивается, и мы пока на дне. Когда приедет новенький, донышко чуть отъедет.

– Клеем намазано, да? – угрюмо спросил Марат. – Фантастическое поле? Невидимое?

– Вы можете думать, что вам угодно, – с некоторым раздражением отозвался старик. – Мое дело предупредить. Попробуйте сами, коли не жалко сил.

В сотни метрах от места, где они разговаривали, ближе к машине Торомзякова, отворилась еще одна дверца. Наружу выбрался толстый, с узкой бородкой человек в легких брюках и полосатой рубашке. Он упер руки в бока и стал смотреть на солнце. Его защищал козырек легкомысленной бейсболки.

– Батюшка вылез, – пробормотал Торомзяков.

– Поп, что ли?

– Поп, да не наш какой-то, – Торомзяков махнул рукой. – Кто его разберет, их много развелось. В общем, я скажу вам так: деваться отсюда, добрые люди, нам некуда. В километре, – он показал на горизонт, где машины сливались в пеструю гусеницу, – застряла фура с консервами. И с питьем есть машина – в ней лимонад. Пока кто хочет – кормится. А дальше не знаю, что будет – если только еще кто пожалует, с грузом.

– И туалет, как я догадываюсь… – Тамара не договорила и выразительно потянула носом воздух.

– Да, – Торомзяков извиняющеся выпятил губу, как будто был виноват в беспорядке. – Кто как устроится.

– Так-так-так, – пропел Боговаров и указательным пальцем поправил очки.

Торомзяков всмотрелся в его лицо и показал себя начитанным человеком:

– Вы ведь писатель? – спросил он в полуудивленном узнавании.

– Не без того, – Боговаров отвесил новый поклон. – Приятнее было бы пообщаться в иных условиях…

– Правильно, – вспомнила Тамара. В ее тоне зазвучала неприязнь: – Судя по вашему творчеству, условия для вас самые подходящие. Это ведь ваш бестселлер – «Дерьмо из морозильника»?