Склонясь над грядкой, она украдкой наблюдала за тем, как Михаил Петрович засовывал в машину сумки и коробки. Наконец, запихал чемодан на заднее сидение, не торопясь прогулялся до ворот, пристально посмотрел в ее сторону и уселся за руль.
Закрывая ворота, Аня вздохнула с облегчением. Даже уборка дома после спешных сборов мужа не смогла ее расстроить.
– А варенье и соленые огурцы с лечо забрал,– заметила она, заглянув в подвал, – как ни крути, двадцать лет были вместе, столько пережили, притерлись.
– Наверное, я его еще люблю, – неожиданная мысль озадачила, – он же спас и меня, и сына.
Те страшные годы, когда не стало великой страны, перспектив и стабильности бытия, Аня никогда не забудет. Она помнила карточки на продукты, бешеные цены, безработицу, унижения и безденежье. И жуткий страх за будущее сына.
То ли реклама в Сети и риэлтор поработали хорошо, то ли молитвы ее были услышаны, дом был продан. Аня ничуть не удивилась, когда Михаил Петрович сразу примчался из Питера за деньгами. Разумеется, ему не понравилась полученная сумма, он наотрез отказался оплатить половину гонорара риэлтора. Зато она была счастлива освобождению от груза прошлого, поэтому сама заплатила риэлтору, спрятала подальше расписку мужа «об отсутствии финансовых и иных претензий» к ней и подписала заявление на развод.
Загнав боль и страх в самый дальний угол души, Аня поставила жирный крест на личной жизни и дала себе жестокий зарок:
Лента
Аня помнила самую первую
Большое скопление машин на прилегающих дорогах из-за тесной парковки перед входом, толкотня и ругань между стеллажами с товаром в большом полутемном ангаре, длинные и уставшие очереди в кассы, которые постоянно закрывались для пересчета и сдачи выручки (банковские карты тогда были в диковину), резкие гудки