Леон

– Но мне не нужны миллиарды. Мне нужно увидеть родителей… примириться с предками и поговорить с Гердой.

– Верни мне книгу, пожалуйста, – отозвался он бесстрастно.

Я двумя руками прижал золотистый переплет к своему плечу. Скорее почувствовал, чем услышал, тихое урчание.

– Все хорошо, – сказал я книге шепотом. – Тебе надо быть… среди своих…

Я осторожно ссадил ее на опустевшую полку. Книга наглухо захлопнула все свои замки, будто отгораживаясь от внешнего мира.

– Что я должен сделать, чтобы встретиться с Гердой?!

– Ты же ее муж, – он ухмыльнулся, – тебе должно быть виднее…

Помолчав, он переменил тон, заговорил мягче:

– Я никогда не видел твоего будущего, ты сам его создал. Я и сейчас не вижу твоего будущего. Ты сам.

– Микель, – сказал я, прижимая руку к нагрудному карману, где лежали три монеты, белая, темно-серая и красная. – Продайте мне…

У меня на секунду пропал голос, и я испугался, что он не дослушает.

– Продайте мне… мой второй шанс.

* * *

Герда стояла на влажном песке, глядя, как садится за океан тяжелое красное солнце. Воротник свитера закрывал ее шею до самого подбородка. Смешная вязаная шапка была натянута до ушей, согревая коротко остриженную голову. Теперь Герда постоянно мерзла.

– Второй шанс, – повторила она отстраненно, даже неприязненно. – Это многое объясняет… Я, если честно, не очень-то хотела видеться с тобой. То есть я все помню. Все понимаю. Я тебе благодарна. Но…

– …Но он ничего мне не продал.

Герда посмотрела на меня – прямо в глаза. Впервые, как мы встретились здесь полчаса назад, у пирса, на закате. Глаза не изменились – ореховые, карие, по-прежнему ясные и немного злые.

– Он сказал, – я глубоко вдохнул, – что торговать со мной – все равно что бодаться с козлом…

Она улыбнулась – не так, как раньше, а будто через силу.

– Так и сказал?!

– Ну ты же знаешь Микеля, – пробормотал я с тяжелым сердцем. – То есть не знаешь, но… Да, он так сказал.

Облака явились специально к закату, на вызов, будто небо соревновалось с океаном, кто покажет картину причудливее и живописнее. Мы стояли рядом и смотрели в одну сторону – туда, где на фоне заката виднелся белый треугольный парус.

Наконец Герда повернула голову:

– Что он еще тебе сказал?

Я пожал плечами.

– Это тайна?! – Ее глаза потемнели.

– Он сказал, – проговорил я сквозь зубы, – что я получу второй шанс, если ты дашь мне его. Но я тоже все понимаю, Герда. Я не в обиде.

Солнце скрылось под водой, но облака все еще видели его и не желали отпускать. Держали, дробили, преломляли свет, но солнце уже ушло, а значит, через полчаса наступит темень.

– Леон… – Герда оттянула воротник свитера. – Посмотри…

Глубокий свежий шрам наискосок перечеркивал ее шею. Мне стало больно.

– Ты знаешь, что это значит? – она смотрела очень серьезно. – Что я опять могу… вот так.

И она тихо запела песенку, которая вечно играла у нас в машине.

Рыбы, сколько их было у берега, бросились танцевать в прибое – будто того и ждали. Серебристые, черные, поменьше и побольше, они кружились и били хвостами, и Герда успела спеть всего несколько тактов, как налетели чайки. Тогда она замолчала, и рыбы ушли в глубину.

– Пока меня собирали из развалин, – она повыше натянула воротник, – починили голосовые связки. Так непривычно…

Треугольный парус на горизонте уходил все дальше.

– Герда, – сказал я шепотом. – Слушай…

И тут она меня обняла.

Конец