Леонардо да Винчи

Софи Шово Леонардо да Винчи

Он хотел объять необъятное

Люди старшего поколения помнят столпотворение, царившее летом 1974 года на Волхонке и в соседних переулках, когда в Государственном музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина была выставлена прославленная «Джоконда». Это было великое событие, затмившее всё остальное. Вскоре наш зритель увидел многосерийный телевизионный фильм Кастеллани о жизни и творчестве итальянского гения. Созданный французским актером Леруа образ Леонардо да Винчи поражал благородством, простотой и жизненной достоверностью. Сохранилось воспоминание о том, как в старых отрывных календарях красная дата 2 мая всегда была украшена портретом седовласого старца, и Леонардо да Винчи поутру входил в дом каждой советской семьи.

Весной 1984 года в том же ГМИИ им. А. С. Пушкина была выставлена на обозрение леонардовская рукопись, названная «О природе, давлении и движении воды» из частного собрания Хаммера. Кодекс насчитывал восемнадцать сфальцованных листов с записями на итальянском справа налево: таким способом художник шифровал свои тексты, чтобы они не стали достоянием непосвященных. Наибольший интерес вызывали листы с описанием атмосферных явлений, позволяющие понять, каким образом Леонардо добивался уникальных светоцветовых эффектов, которые придали «Джоконде» ее неповторимое очарование и завораживающую притягательность.

Ни об одном человеке не написано столько, сколько о Леонардо. Его личность давно стала легендой. Почин был положен Вазари. По возрасту он не мог лично знать художника, но с любовью описал многие его творения, не обойдя молчанием увлечение мастера научными опытами, которые многими тогда рассматривались как занятие черной магией. Это даже заставило пытливого биографа признать, что Леонардо скорее был философом, нежели христианином. Впрочем, из второго издания своих «Жизнеописаний», увидевших свет в самый разгар Контрреформации и полыхающих в Европе костров инквизиции, осторожный автор изъял свое крамольное суждение.

Весомый вклад в изучение творчества Леонардо внесли российские ученые и исследователи. В 1892 году издатель Ф. Ф. Павленков выпустил в знаменитой биографической серии «Жизнь замечательных людей» первый очерк М. М. Филиппова о великом итальянце. Год спустя другой книголюб Ф. В. Сабашников осуществил факсимильное издание приобретенной им рукописи Леонардо да Винчи «Кодекс о полете птиц», что явилось подлинной мировой сенсацией. В 1935 году в возобновленной павленковской серии «ЖЗЛ» вышла работа А. К. Дживилегова о Леонардо, а позднее — выдержавшая три издания книга А. А. Гастева. В отечественном искусствоведении накоплен большой опыт изучения и освещения творчества выдающегося мастера, чьи основные теоретические труды имеются и в русском переводе.

Ныне, в год культуры и искусства Италии в России, в малой серии «ЖЗЛ» вниманию читателя предлагается книга француженки Софи Шово о Леонардо да Винчи — хороший подарок всем тем, кому дороги традиционные культурные связи между двумя нашими странами. Автор совершенно права, говоря, что в каждом последующем столетии личность и творения великого итальянца подвергались пересмотру с позиций своего времени и, как она пишет, «радикальной переоценке». Впрочем, с последним утверждением трудно согласиться, поскольку и для новых поколений Леонардо да Винчи был и остается непревзойденным мастером — подлинным воплощением «фаустовского начала» всей европейской культуры.

Из общей картины восторженных оценок несколько выпадает суждение хорошо известного у нас искусствоведа Бернсона, который признает, вопреки прежним своим высказываниям, что Леонардо не вдохновляет его более и не приводит в восторг.[1] Правда, при этом он замечает, что в своих рисунках Леонардо куда больше художник, чем в живописи. И это в какой-то мере справедливо. Любому, кто прикасается к леонардовским рисункам, бросается в глаза, сколько в них непосредственности, свободы движения и искреннего восхищения миром природы. В рисунке художнику не нужно было думать о грунтовке холста или стены, о составлении нужных смесей или взаимодействии на свету различных красок. Здесь он был полностью свободен от заказчика и условностей живописи, давая волю своей неуемной фантазии.