Леонардо да Винчи

Если же что-либо из перечисленных выше вещей показалось кому-нибудь невозможным или невыполнимым, я вполне готов сделать опыт в вашем городе или в другом месте по указанию вашей светлости, почтительнейшим слугой которого я пребываю».

Так писал, сознавая силу своего научного и художественного гения, великий Леонардо.

ПРИ ДВОРЕ ЛОДОВИКО МОРО

ГРОМНЫЙ, украшенный яркими красочными фресками зал. Высокие, широкие окна выходят в густой, тенистый парк. Веет прохладой весеннего вечера. Богато одетые мужчины и женщины медленно кружатся под звуки невидимого оркестра. Некоторые стоят у пышно убранных, отягощенных бесчисленными кушаньями и винами столов. Всюду оживленные разговоры, взрывы смеха. Даже одетые в черные мантии фигуры епископов и аббатов не могут нарушить общее веселье. Да и сами они хохочут во все горло над удачной шуткой или неловким танцором.

Музыка умолкает. Середина зала заполняется гостями. Шум и смех становятся еще громче и заразительнее. Пример во всем подает высокий красивый юноша в черном бархатном костюме, расшитом золотом. Это молодой герцог Джан Галеаццо. Он весел и беспечен. Государственные заботы не отягощают его. Всеми делами государства заправляет его властолюбивый дядя — Лодовико Моро. А чтобы коронованный племянник не мешал ему, он всячески поощряет его веселую жизнь и сам принимает в ней немалое участие.

Внезапно шум смолкает. Прохаживающиеся по залу пары останавливаются, люди, стоящие лицом к окнам, оборачиваются к двери. Все как-то невольно расступаются, образуя широкий проход.

Легким, свободным шагом входит в зал Леонардо да Винчи. Он одет

Леонардо да Винчи. Портрет дамы с горностаем (Цецилия Галлерани?)

в любимый ярко-красный плащ. Волосы и борода тщательно расчесаны. В руках — знаменитая серебряная лютня. Он улыбается, готовый сказать острое слово или спеть веселую песню.

Здесь, при дворе Лодовико Моро, его знают и любят. Еще до приезда Леонардо разнеслись слухи, что в Милан приедет скоро знаменитый художник. Герцоги Сфорца и особенно Лодовико, стараясь ни в чем не уступать Медичи, также окружали себя известными людьми Италии. Уже давно жили в Милане знаменитый архитектор Браманте, архитектор и инженер Дольчебуоне, знаменитый математик Лука Пачоли, поэт Бернардо Беллинчони, новеллист Банделло и многие другие. Блеск и слава их имен должны были рассеять темные слухи, ходившие о миланских правителях...

Когда Леонардо появился при дворе, то изумление и восхищение им возросли еще более. При первых же посещениях дворца Лодовико он показал себя блестящим музыкантом, талантливым импровизатором стихотворений и рассказов, остроумным, тонким собеседником и... очень изобретательным пиротехником. Теперь уже ни одно празднество не обходилось без его участия.

Так было и в этот вечер. Как только он вошел в зал, к нему, бесшумно скользя по паркету, подошел паж и передал просьбу ее милости пройти к ней. Леонардо подошел к креслу, в котором сидела пышно одетая молодая красивая женщина, Цецилия Галлерани, возлюбленная Лодовико, и низко, но с большим достоинством поклонился.

— Чем вы порадуете нас сегодня, мессер Леонардо? — кокетливо спросила она.

Толпа молодых людей и девушек тут же окружила Леонардо.

— Спойте, мессер Леонардо! — кричал один.

— Нет, лучше расскажите что-нибудь, — просил другой.

— Пожалуй, я рассказал бы одну историю из жизни художников, если только... — и Леонардо лукаво взглянул на стоявшего невдалеке монаха.

— Ха-ха-ха! — оглушительно захохотал разряженный, как индюк, военный. — Фра Виченцо сам рассказывает такие истории, что... — И он снова громко рассмеялся.

— Ну, если синьор Монтефельтре берется меня защищать, то я, пожалуй, решусь, — сказал Леонардо.

— Просим, просим! — раздалось вокруг.

НО

Леонардо да Винчи. Мадонна Литта.

Леонардо уселся поудобнее и начал:

— «Один священник, обходя в страстную субботу свой приход, чтобы разнести, как то принято, святую воду по домам, зашел в комнату к одному живописцу, где и окропил той водой несколько его картин; а этот живописец, обернувшись к нему, с некоторой раздраженностью спросил, для чего мочит он так его картины. На это священник ответствовал, что таково обыкновенье, и что его обязанность так поступать, и что поступает он благостно, а кто поступает благостно, тот должен и себе ждать добра сторицей, что так-де обещал господь, и что за всякое добро, какое делается на земле, воздается свыше стократ.

Тогда живописец, выждав, чтоб тот ушел, высунулся сверху из окна и вылил преизрядное ведро воды тому священнику на голову, промолвив: «Вот тебе, получи свыше стократ, согласно твоему слову, как ты мне сказал, чтобы воздать за благо, что ты мне сделал своей святой водой, которой ты наполовину испортил мои картины».