Леонардо да Винчи

Он на минуту замолчал, ибо боялся огорчить Антонио, человека очень уважаемого, влиятельного и достаточно обеспеченного, каким-нибудь резким словом.

— Понимаю, понимаю, — оказал Антонио, которому эта комедия уже порядком надоела. — Понимаю. Мой Леонардо не таков, это верно. Но все же я верю, что господь не оставит его своими милостями.

И он встал, показывая, что разговор окончен. Монах начал спешно прощаться.

Хлопнула выходная дверь. Старик опустился в кресло и задумался.

СТАРЫЙ

ЗАМОК

ЕДАЛЕКО от селения Анкиано, всего лишь в получасе ходьбы, на высокой одинокой скале стоял старинный замок.

Мрачным нагромождением башен и зубчатых стен возвышался он над равниной. Толстые каменные стены, увитые снизу доверху диким виноградом, опоясывали обширный двор, вымощенный большими каменными плитами. Направо от входа стояло большое двухэтажное здание с узкими, высокими, похожими на бойницы окнами. В нем некогда жил граф Кариньяно. Глухие каменные переходы соединяли это здание с высокой четырехугольной башней. В глубине двора ютились небольшие постройки, в которых жила челядь и замковая стража.

Стены замка уже сильно обветшали. Груды камней почти засыпали высохший ров, окружавший замок.

В замке было пусто, безлюдно, стояла угрюмая тишина. Граф Кариньяно давно уже переселился во Флоренцию.

Одним из любимых развлечений Леонардо было посещение этого замка.

Однажды он бегом поднимался по крутой, извилистой дороге, ведущей к замку. Запыхавшись, он подходил к пересохшему рву и ступил на давно уже не поднимавшийся подъемный мост.

Его пылкое воображение населяло замок жизнью. Ему казалось, что со скрипом опускается подъемный мост; звеня копытами по каменным плитам двора, выезжают закованные в латы всадники; впереди скачет герольд, оповещая громкими звуками трубы о выезде графа; на верху башни и на стенах стоят часовые, зорко вглядываясь в даль...

Заслышав шаги Леонардо, из сторожки вышел седой как лунь старик. Он был одет в старый, сильно порыжевший камзол и в такие же старые, потерявшие свой прежний цвет штаны. Лицо его было покрыто шрамами. Это был и привратник, и смотритель, и управляющий замком — старый преданный слуга графов Кариньяно — Андреа.

Старик был очень одинок и почти ни с кем не общался. Десятки лет, проведенные на службе у графов Кариньяно, уже давно отдалили его от граждан городка. Он не понимал ни их, ни их интересов, и они не понимали его. Из всех обитателей городка он был близок только с мессером Антонио да Винчи и его внуком.

Он любил Леонардо за его живой ум я любознательность. Пытливость мальчика, внимание, с которым он слушал рассказы старика о прошлом замка, наивная радость, с которой он встречал новое, неизвестное для него, трогали Андреа. Он мог целыми часами бродить с ним по замку, рассказывая мальчику разные истории.

— Здравствуйте, синьор Андреа! Это вам дедушка посылает, — с этими словами Леонардо подал старику фляжку вина. — О чем сегодня будете рассказывать? О графе Манфреде и его походе на неверных или о графине Лукреции?

— Можно и о графе Манфреде, — в раздумье ответил старик.

Потом, как будто вспомнив что-то, сказал:

— Сегодня я покажу тебе то, что ты еще не видел... Мы пойдем с тобой вон туда... в ту башню...

И он повел Леонардо по огромным запыленным залам замка. Углы комнат были густо затянуты паутиной. Полы скрипели под ногами. В разбитые окна врывались порывы ветра, звенели развешанные по стенам доспехи.

На стенах мрачного длинного коридора висели старинные портреты. Они-то больше всего и интересовали Леонардо. Он уже много раз бывал в церкви в Винчи и хорошо знал все фрески, которыми были украшены ее стены. Это были изображения святых. Однообразные, скучные, нарисованные тусклыми красками, они так походили друг на друга, что, казалось, были сделаны одним и тем же художником. Худые, изможденные лица, неестественные позы, раз навсегда застывшее выражение лиц, — все это было так далеко от жизни, которая окружала мальчика!

Каждый раз, отправляясь в замок, Леонардо надеялся найти здесь что-нибудь новое, ранее им не виданное. Именно потому он с такой жадностью и рассматривал эти портреты. Но всегда было одно и то же. Рыцари в латах, на конях и без коней с гордым видом смотрели с полотен. Хотя они и больше отличались друг от друга, чем святые на фресках, но были так же безжизненны. Останавливаясь на минуту перед портретом, старик быстро говорил:

— Граф Лоренцо, сын графа Федериго, прославил себя в боях под Павией. Граф Бартоломео, пал в боях на Кипре...

Леонардо думал:

«Почему они все такие... как бы неживые?..»

И он с волнением спросил старика:

— Скажите, дедушка Андреа, неужели они были все такие... — Он запнулся.

— Какие? — не понял старик.

— Да вот такие... неживые?

— Хо-хо! Они-то были неживые? Да вот этот, — он махнул рукой в сторону портрета, — я-то хорошо его знал. Здоровый, сильный — подковы руками гнул. Пил, ел за четверых. А как начинал смеяться, так в местечке было слышно...