Леонид Брежнев

Непростые отношения сложились у В. В. (Щербицкого.  — Сост.) с М. А. Сусловым. Учитывая его положение «серого кардинала», вначале В. В. относился к Михаилу Андреевичу подчеркнуто уважительно, признавая его авторитет в столь щепетильных идеологических вопросах, которые Суслову отдал на откуп Брежнев. И несмотря на это, со стороны Суслова чувствовалась настороженность к Украине, если не сказать больше — подозрительность. Разумеется, этот сухарь и догматик не мог импонировать Щербицкому, и когда он прочно встал на ноги, то просто игнорировал его. Уверен, что личность Суслова еще до конца не раскрыта. Плоды его деятельности во многом пожинаем мы и сейчас. Помню, что после идеологического совещания в Москве, на котором с докладом выступал Суслов, у меня сложилось твердое убеждение, что он совсем оторван от жизни, существовал в каком-то искусственном вакууме.

Б. Врублевский, с. 37. 258

* * *

Как складывались ваши отношения с Сусловым? С Зимяниным? С теми, кто непосредственно руководил идеологией?

С Сусловым… очень отдаленно, я наблюдал за ним только на заседаниях Секретариата, которые он регулярно вел, каждую неделю. Туда нас всегда приглашали. Все-таки… очень сложно. Сейчас товарища Суслова однозначно квалифицируют как серого кардинала, олицетворявшего собой консерватизм. Я бы не стал этого делать. Суслов был, по-моему, человеком подготовленным и квалифицированным, мне очень импонировало, что с нами, журналистами, он всегда был предельно прост. Я не помню, чтобы он на кого-то покрикивал или что-то в этом роде, он как раз говорил очень тихо, своим хрипловатеньким тенорком, но его всегда очень хорошо слышно. Обычно чем выше начальник, тем тише он говорит,  — Суслов был из таких. Мне импонировало и то, что он был большой педант, работа Секретариата всегда шла достаточно четко. Отличалась ли она творческим подходом? К сожалению, не всегда, но сам Суслов был человеком знающим. Не могу, конечно, сказать о других сферах, но газету он знал хорошо.

У него не было непосредственных связей с главными редакторами, может быть, только с «Правдой», не знаю; на нас он почти никогда не выходил, иерархия была довольно четкой.

М. Ненашев, с. 323 [34].

* * *

Именно Суслов сопротивлялся любым попыткам аппаратных «пуристов» и руководства КГБ даже коснуться вопроса о коррупции и моральном разложении в партийных верхах. Понимая, что под дальний прицел таких обвинений берется не кто иной, как сам Генсек и его окружение, Суслов считал, что даже простое упоминание об этих фактах (широко известных к тому времени уже всей стране), означающее их признание, нанесет непоправимый урон безупречному облику Партии. В этом проявлялась и плохо скрываемая неприязнь Суслова к Андропову, вызванная неизбежным соперничеством этих двух столь разных по характеру и, безусловно, наиболее влиятельных фигур, в брежневском окружении. В свое время, в 1967 г., именно Суслов настоял на перемещении Андропова из Секретариата ЦК, где тот отвечал за работу с социалистическими странами, на менее «политический» пост председателя КГБ.

А. Грачев, с. 78.

* * *

Первые встречи с Сусловым, его сухость, черствость, склонность к перестраховке и догматизм, которые сквозили во всех его высказываниях и делах, породили во мне трудно передаваемую словами антипатию. Она усугубилась, когда мне пришлось лечить его. В начале 70-х годов его доктор А. Григорьев пригласил меня и моего хорошего товарища, прекрасного врача, профессора В. Г. Попова на консультацию к Суслову. Он жаловался на то, что при ходьбе уже через 200–300 метров, особенно в холодную погоду, у него появляются боли в левой руке, иногда «где-то в горле», как он говорил. На ЭКГ были изменения, которые вместе с клинической картиной не оставляли сомнений, что в данном случае речь идет об атеросклерозе сосудов сердца и коронарной недостаточности. Трудно сказать, в силу каких причин — то ли из-за опасения, существовавшего в ту пору у многих руководителей, что больного и старого легче списать в пенсионеры,  — но Суслов категорически отверг наш диагноз и отказался принимать лекарства. Переубедить его было невозможно. Он считал, что боли в руке у него возникают не в связи с болезнью сердца, а из-за «больных сухожилий руки». Затяжные приступы заканчивались мелкоочаговыми изменениями в сердце. Мы стали опасаться, что из-за его упрямства мы его потеряем…

Мы решили обмануть его и, согласившись с его утверждением, что у него болит не сердце, а сухожилия и сустав руки, рекомендовать ему новую хорошую мазь, которую он должен втирать в больную руку.