Леонид Брежнев

Характеру Леонида Ильича, склонностям его натуры больше подходила представительская должность Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Здесь ему нравилось все: приемы президентов, королей и послов, почетные караулы, завтраки, обеды, ужины, посещение театров. Приятно было вручать ордена, награды. Вокруг улыбающиеся лица, рукопожатия, поцелуи. Речи награжденных полны искренней благодарности и любви. Государственные визиты — снова почетные караулы, приемы, пресса, улыбки, рукопожатия, тосты. Ему нравилось быть на виду, в центре события, видеть свое лицо в газетах, журналах, кинохронике.

С. Хрущев, с. 30 [53].

* * *

Отношения со сторонниками и приверженцами у него были фамильярными, доходившими до панибратства. Это нравилось «брежневцам», и они угодливо улыбались ему, поглядывая в рот. Занимая высокое положение в партии и государстве, они всячески превозносили «дорогого Леонида Ильича», пели дифирамбы семидесятилетнему Генеральному секретарю, льстя, говорили, что его возраст — возраст расцвета политиков… Чувство внутренней неуверенности он гасил доброжелательностью, говорил просто и душевно о делах не столь докучливых, какими являются экономические проблемы.

Н. Байбаков, с. 249 [13].

* * *

Юрий Владимирович (Андропов.  — Сост.) в общении со своими ближайшими сотрудниками был чужд всякой фамильярности (в отличие от Л. И. Брежнева) и всегда держался в строго корректных деловых рамках.

Кстати, в отношении самого себя Брежнев никакой фамильярности, панибратства «снизу» абсолютно не терпел. Всегда была черта, переступить которую было небезопасно. В этом убедился, например, А. Е. Бовин, которого Брежнев ценил как работника, но однажды именно на этой «этической» почве довольно надолго отстранил от сотрудничества.

А. Александров-Агентов, с. 277.

* * *

Доводилось мне встречаться с Л. И. Брежневым и в иной обстановке, когда он посещал Грузию. Был он общителен, контактен, любил шутку, острое, меткое словцо, да и сам умел пошутить, особенно во время застолий. Мог вдруг разоткровенничаться. Насчет того, например, как тяжело ему носить «шапку Мономаха», что в голове под этой шапкой и ночью прокручивается все, над чем приходиться думать днем. А думать приходится ой как много и о многом! Если отбросить позерство Брежнева, то на многих людей, которые с ним общались, он производил очень хорошее впечатление.

П. Родионов. Знамя. № 8. 1989. С. 184.

* * *

Рассказывают о таком факте. Еще в его бытность я секретарем обкома партии к нему пришли согласовывать вопрос о аресте какого-то человека за распространение антисоветских анекдотов. Брежнев потребовал выяснить, что это были за анекдоты и каким образом «антисоветчик» распространял их. Оказалось, один анекдот он рассказал в очереди за молоком, а второй во время скандала в булочной, где продавали несвежий хлеб.

 — Арестовывать его не за что,  — объявил Брежнев,  — бороться надо не с теми, кто рассказывает анекдоты, а с теми, кто поставляет несвежий хлеб и создает очереди за молоком…

Когда Брежнев возглавлял политотдел армии, он однажды сказал сотрудникам аппарата:

 — Конечно, мы — политработники, и наше основное оружие — слово. Но сейчас идет война и каждый обязан хорошо владеть оружием. Даю вам месяц на подготовку, и учтите: переэкзаменовок не будет.

Ровно через месяц Брежнев устроил проверку, и первым проходил ее начальник политотдела, то есть Брежнев. Он все пять зарядов всадил в десятку и девятку, а потом еще поразил цель из противотанкового ружья. Тем самым доказал каждому работнику своего политотдела, что имеет не только административное, но и моральное право строго спрашивать с подчиненных.

Ф. Бобков, с. 164–165.

* * *

Образование у обоих (Н. С. Хрущева и Л. И. Брежнева.  — Сеет») было типичным для эпохи ускоренного формирования нового, послереволюционного слоя хозяйственных и политических руководителей различных уровней. В одном случае — рабфак и Промакадемия (очень примитивная, конечно, «академия»), в другом — мелиоративный техникум и вечернее отделение металлургического института. Вся «теоретическая» подготовка ограничивалась изучением и сдачей экзаменов по обязательным курсам марксистско-ленинских азов политэкономии, диамата, истмата. И, конечно, истории партии. Большого пристрастия к чтению литературы как политической, так и художественной не было, по-моему, ни у того, ни у другого. Во всяком случае у Брежнева точно: читал для удовольствия, по внутренней потребности он крайне редко и мало, ограничиваясь газетами и «популярными» журналами типа «Огонька», «Крокодила», «Знание — сила». Уговорить Леонида Ильича прочитать какую-нибудь интересную, актуальную книгу, что-либо из художественной литературы было делом почти невозможным. И за 21 год совместной работы с ним мне не приходилось видеть ни разу, чтобы он по собственной инициативе взял том сочинений Ленина, не говоря уже о Марксе или Энгельсе, и прочитал какую-либо из их работ…