Леонид Филатов: голгофа русского интеллигента

Между тем Филатов одной ногой уже на «Таганке» – его переход должен состояться летом, когда он отыграет сезон в «Современнике». А пока он снимается в двух фильмах. 17 марта возобновились съемки «Шага», а 23 марта завершились съемки «Забытой мелодии для флейты». За роль в последнем он удостоился гонорара, второго по величине в своей киношной карьере – 8064 рубля (за «Чичерина» ему заплатили 8778 рублей). Никакие театральные гонорары рядом с этими деньгами, конечно же, в сравнение не шли. Разве что гонорары Юрия Любимова, но тот ведь работал за границей. Кстати, о последнем.

Любимов вновь напомнил о себе своим соотечественникам в том же марте 1987 года, когда в газете «Московские новости» было опубликовано письмо десяти бывших граждан СССР, в том числе и Любимова (среди других подписантов, объединенных в так называемый «Интернационал сопротивления», значились: В. Аксенов, В. Буковский, А. Зиновьев, В. Максимов, Э. Неизвестный, Ю. Орлов, Л. Плющ, Э. Кузнецов). Публикация называлась весьма хлестко – «Пусть Горбачев предоставит нам доказательства». Суть письма заключалась в том, что его авторы ставили условием своего возвращения в СССР предоставление им доказательств со стороны советского руководства о том, что перестройка не является очередным надувательством. В ряду этих доказательств стояло непременное публичное признание Горбачевым военных акций в Чехословакии 68-го и в Афганистане 79-го годов как преступлений со стороны советского режима. Эти признания Горбачев в итоге сделает, но чуть позже, когда окончательно избавится от присутствия в Политбюро державников. А тогда, в 87-м, время этого еще не пришло, поэтому Горбачеву пришлось изображать возмущение: дескать, какое право имеют бывшие граждане великой страны требовать чего-либо от его руководства. В итоге подпись Юрия Любимова под этим письмом практически обрубала ему все надежды для его возвращения на родину, во всяком случае в ближайшее время.

26 марта в центральной печати появилась статья обозревателя АПН Г. Петросяна, в которой тот писал: «Режиссер Юрий Любимов дает понять, что хотел бы вернуться домой. И тут же ставит ультиматумы. Раздражение на отдельных лиц он переносит на все и вся, разногласия с отдельными коллегами – на общество. В одном из интервью он признал: „Я нужен там, а не здесь“. Однако никто и не собирается заманивать его. Если решение вернуться к нему пришло, он внутренне созрел для него, то Ю. Любимов сам и предпримет соответствующие формальные шаги. Неизвестно, чтобы он таковые предпринимал. За него никто их делать не может и не будет. Правила одинаковы для всех – и это тоже признак демократизации».

Спустя два месяца, 20 мая, «Литературная газета» ударит по Любимову статьей А. Френкина «Татьяна за решеткой», где в подробностях будет описан любимовский провал в качестве режиссера «Евгения Онегина» в Боннской опере. Причем в публикации будут цитироваться в основном отклики зарубежной прессы. Цитирую:

В. Гертц из «Кельнер штадт-анцайгер»: «Как же разочаровал Любимов взвинченные наши ожидания! Одни лишь изображения задавленных чувств, тупых представлений и мрачных безумствований, а больше-то ведь ничего. Душевного движения нет. А на сцене одни решетки да кованые ворота, какие-то передвижные клетки…

Нас испугало, что Любимов так мало понимает в постановке оперного хора… Если поклонники Боннской оперы смогли порадоваться на этом спектакле одному лишь пению – не слишком ли мало этого?»

Ф. Райнингхауз из «Франкфуртер альгемайне»: «Любимов пытался охладить мощь и эмоциональность „Евгения Онегина“ и перевести в другое измерение – призрачное, для чего и устроил в столице ФРГ всю эту игру теней. В Москве этот режиссер работал с успехом. В ФРГ он провалился. И даже не явился на премьеру… Не справился Любимов с пушкинским произведением, вознамерившись обкорнать его радикальным образом».

Г. Тершюрен из «Боннер рундшау»: «Решетки, решетки… Впечатление такое, что уже и сам Любимов не может выбраться из них, так он навязывает их героям оперы, будто в тюрьму посадил. В общем – „Татьяна за решеткой“.

Г. Штюрманн из «Генераль анцайгер»: «Любимову ведь еще раньше, в СССР, ставили в упрек „осквернение“ классики. Потом режиссер перебрался на Запад, где он не должен был уже встретить таких упреков, характерных для „восточной“ точки зрения. Однако, с другой стороны, естественно, что его работа и здесь встречает критику. Пусть и иного рода. Но зато какое произведение получится и с каким смыслом – все равно ведь отвечать приходится…»

Далее автор статьи А. Хенкин внес в материал свои собственные умозаключения: «Поговорил я и со здешними театральными деятелями. Иссяк, выдохся, говорят, Любимов… И тяжело очень с ним. Чайковский, видите ли, его не устраивает. Он Пушкина хочет интерпретировать, но без Чайковского. А в итоге пытался придать опере какой-то коварный смысл. Если у него счеты с Советской властью, то сцена Боннской оперы – неподходящее место сводить их.