Леонид Гайдай

В начале января сорок второго года он поделился со мной желанием пойти учиться в мединститут, где объявлен набор с сокращенным курсом 2,5 года. Фронту нужны медики. Он уговорил и меня: «В армию нас не берут — пойдем учиться» Сдали аттестаты, наши хорошие оценки позволили поступить без экзаменов. С 18-го февраля должна была начаться учеба. Но в первых числах февраля Леня зашел ко мне домой: «Вон у меня повестка о явке в армию» Через день-два и я получил такую же. Из института аттестаты нам не вернули, сказали, кончится война, придете учиться. Вот так началась наша с Леней служба в армии»^{13}.

Итак, в начале февраля 1942 года Гайдай, которому только-только исполнилось 19 лет, оказался в Монголии. Об этом коротком периоде в жизни Леонида нашлось что рассказать его однокласснику Владимиру Соболю:

«В первые дни войны в Иркутск был эвакуирован московский Театр сатиры под руководством Хенкина. В нем Гайдай и устроился рабочим сцены, открывал занавес. Отсюда и ушел в армию. Мы переписывались. Как-то после длинного перерыва приходит письмо, обычный солдатский треугольник. Разворачиваю, там фотография. Тумбочка солдатская, на ней свечка, Леня стоит на коленках. И надпись: «Каюсь, грешен, что давно не писал. Исправлюсь» Тогда Гайдай писал: «…Призван в армию в кавалерию. Служу с твоим братом Валентином на станции Ага. Вместе с сослуживцами заарканиваем диких монгольских лошадок, приучаем их к узде, к седлу и затем отправляем на фронт. Так вот, представь себе, мы садимся на этих монгольских лошадок, ноги наши на земле, а лошадки из-под нас выходят. Они ведь низкорослые»^{14}.

Через четверть века Гайдай, когда будет снимать «Кавказскую пленницу», вспомнит об этом комическом опыте — и усадит Шурика на осла. Но, пожалуй, в фильме этот эпизод лишен того эффектного контраста, на который явно рассчитывал режиссер, во многом потому, что артист Александр Демьяненко был среднего роста, в отличие от высоченного Гайдая, который, надо полагать, и впрямь выглядел уморительно, объезжая коренастых монгольских лошадок.

Впрочем, включение в творчество автобиографических мотивов, судя по всему, было важно для Гайдая не только из-за комизма. По сути, в этом он мало отличался от Феллини или Тарковского — признанных мэтров авторского кино, которые уж точно были помешаны на своей биографии. Но у них автобиографические вкрапления чаще всего носят исповедальный характер (а нередко граничат с саморазоблачением, чтобы не сказать эксгибиционизмом). Гайдай — совсем иное дело. Ему нечего было скрывать и не в чем каяться, однако подчеркивание своего личного начала в фильмах (тоже стопроцентно авторских) являлось для него не менее важным фактором, лишний раз напоминающим, кто именно дирижирует комедийной симфонией. Гайдай тоже был честолюбив, хотя и в разумных пределах.

Другой случай приводится при всяком упоминании гайдаевского военного прошлого — он очень эффектен и опять-таки послужил основой для общеизвестного киноэпизода. Леонид, как решительно все его ровесники-сослуживцы, рвался на фронт. С каждым прибытием на станцию Ага военкома в части наступал ажиотаж. Но только Гайдай решился на выходку, подобную тем, которые он позволял себе в школе.

— Кто хочет на фронт, шаг вперед! — строго обратился военком к выстроившимся перед ним юношам.

Разумеется, тут же шагнули все.

— Так, а кто пойдет в пехоту?

— Я! — тотчас выкрикнул Гайдай и сделал шаг вперед.

— Хорошо. А кто в артиллерию?

— Я! — снова гаркнул Гайдай и сделал еще один шаг. Военком уже не обращал на него внимания.

— В разведку?

— Я! — не унимался Гайдай.

— Да подождите вы! — наконец не выдержал военком. — Дайте огласить весь список!

Как говорили в «Кавказской пленнице», «может быть, эта история — всего лишь легенда». В любом случае сцена, очень похожая на описанную, возникла в «Операции «Ы»…» явно не случайно.

По другой версии этой истории, военком начал с того, что спросил: «Кто знает немецкий?» И тогда действительно шагнул один Гайдай, потому что только он учил немецкий язык в школе. Хотя именно по этому предмету он успевал чуть ли не меньше, чем по всем остальным. Однако Гайдая всё-таки определили в разведку, как он и хотел, судя по его позднейшему письму брату.

Леонида вместе с несколькими сослуживцами направили на Калининский фронт. Везли их через Москву. Всю дорогу Гайдай с замиранием сердца думал о том, что скоро впервые в жизни увидит столицу. Но в тот раз не сложилось — солдатский путь через Москву полностью пролег под землей, в метро.

Гайдай был одним из многих тысяч отправленных на фронт провинциалов, раньше или позже его оказавшихся в такой же ситуации. В 1962 году режиссер-фронтовик и однокашник Гайдая по ВГИКу Василий Ордынский снял военную киноповесть «У твоего порога», в которой присутствует аналогичный эпизод. Шеренга солдат выходит на последней станции метро, поднимается наверх, бойко шагает вдаль. Один из рядовых не выдерживает, приостанавливается, недоуменно оглядывается назад и восклицает: «А где же Москва? Выходит, мы ее всю под землей проехали?!»