Леонид Гайдай

«Мы всегда, во всех городах, где были, ходили в церкви, — рассказывала Нина Гребешкова. — И Леня всегда ставил свечку Николаю Угоднику. Ставил свечку, быстро осматривал весь храм и уходил. Как-то незадолго до его смерти мы шли мимо церкви Всех Святых, что на Соколе, и я говорю:

— Давай зайдем, поставим свечку Николаю Угоднику.

— Иди. Я не пойду.

— Тогда поезжай домой, отдохни.

А народу в церкви — не пробиться. Я, как мышь, пробралась, купила две свечки, поставила за Леню и за себя, выбралась на улицу, смотрю — он сидит на парапете.

— А чего ты не поехал домой?

— Я тебя жду. Поставила?

— Поставила. Ты-то что не пошел?

— Разве ты не знаешь, что Бог внутри нас? Либо есть у человека Бог, либо Его нет.

Это был наш единственный разговор о Боге»^{157}.

То, что Гайдай особо выделял Николая-угодника, объясняется просто: икона с изображением именно этого святого всегда висела в изголовье у его матери.

Даже в сценарии «Бриллиантовой руки» упоминается та же самая икона, когда идет описание «холостяцкой квартирки» Геши Козодоева:

«Мирно спит, свернувшись в клубок, черный котенок в кресле-раковине стиля модерн.

Строго поглядывает на него деревянный бюст вечно бодрствующего Льва Николаевича Толстого. В углу мерцающий свет лампы освещает икону Николая-угодника»^{158}.

В самом фильме, правда, у Козодоева икона не Николая, а более традиционная: Богоматерь с младенцем. Но Гайдай добавил сюда еще одну убийственную деталь: перед иконой выставлены в ряд семь статуэток-слоников — типичный символ мещанства, постоянно высмеиваемый в фельетонах и карикатурах тех лет. Это неожиданное сопоставление сиюминутного и вечного крайне типично для Гайдая — в разных формах оно обнаруживается в каждом из его фильмов.

Глава двенадцатая «12 СТУЛЬЕВ»

Гомиашвили. Филиппов. Пуговкин

Выдающийся советский плутовской роман «Двенадцать стульев» был написан в 1927 году тандемом журналистов, незадолго до того приехавших покорять столицу из родной Одессы, — Ильей Ильфом и Евгением Петровым. В 1930 году ими же было написано продолжение, не уступающее оригиналу, — «Золотой теленок». Так сложилась дилогия о «великом комбинаторе» Остапе Бендере, сразу же, всерьез и надолго вошедшая в число книг, самых популярных у массового советского читателя. С годами востребованность и признание Ильфа и Петрова только росли, но, к сожалению, оба автора рано ушли из жизни: Ильф скончался в 1937 году от туберкулеза, Петров погиб в 1942-м на посту военного корреспондента, причем на момент смерти каждому из них было 39 лет.

Наиболее известным произведением творческого тандема и у нас, и за рубежом считаются именно «Двенадцать стульев», о чем косвенно свидетельствует и то, что кинематографисты обращаются к этому роману гораздо чаще, чем к «Золотому теленку». Первая экранизация появилась еще в 1933 году в Польше (туда же было перенесено действие, а герои, соответственно, стали поляками). В 1936-м на этот же сюжет был снят английский фильм «Пожалуйста, сидите!». 1938 год ознаменовался появлением картины «13 стульев», произведенной в фашистской Германии. Не отставали и итальянцы, в 1939-м выпустив фильм «В бегах за наследством» на всё тот же сюжет.

После войны поток экранизаций (как правило, очень вольных) возобновился: в деле освоения первого романа Ильфа и Петрова отметились кинематографисты США (1945), Швеции (1945), Бразилии (1957), ФРГ (1957), Кубы (1962) и т. д.

В СССР первые экранные «Двенадцать стульев» появились в 1966 году — это был одноименный двухсерийный телеспектакль, поставленный известным мастером жанра Александром Белинским на Ленинградском телевидении. Роль Остапа Бендера исполнил Игорь Горбачев, а второго главного персонажа — Кису Воробьянинова — сыграл Николай Боярский.

Наконец, в 1968 году состоялась премьера фильма Михаила Швейцера «Золотой теленок», ставшая первой в мире экранизацией одноименного романа. Картина получилась превосходной, а ее режиссеру мы можем сегодня быть благодарны по еще одной причине: если бы Швейцер не стал снимать «Золотого теленка», возможно, не был бы реализован и гайдаевский замысел — «Бриллиантовая рука». Ведь Гайдай намеревался экранизировать первый роман Ильфа и Петрова сразу после «Кавказской пленницы», и только запуск картины Швейцера оказался тем решающим доводом, благодаря которому кинематографическое начальство смогло убедить Леонида Иовича повременить.

Однако во время съемок «Бриллиантовой руки» возникла серьезная угроза, что гайдаевские «12 стульев» не состоятся — их успел «забронировать» за собой Георгий Данелия.

Эта история пересказывалась разными людьми, в том числе Иваном Фроловым в его книге о Гайдае: