Леонид Красин. Красный лорд

В июне 1921 года были арестованы многие представители петроградской интеллигенции, включая давнего красинского знакомого Михаила Тихвинского, — их обвинили в участии в заговоре, возглавляемом другим химиком, Владимиром Таганцевым. Хотя за арестованных пытались заступиться видные ученые и деятели культуры, включая М. Горького, это не имело никакого результата; на обращение Физико-химического общества Ленин ответил: «Тихвинский не „случайно“ арестован: химия и контрреволюция не исключают друг друга». Характерно, что этот ответ был написан, когда профессора уже расстреляли вместе с Таганцевым и еще сотней арестованных, включая поэта Николая Гумилева.

Среди тех, кого удалось спасти, был другой знакомый Красина, инженер Михаил Названов; Леонид Борисович убедил председателя ВСНХ Петра Богданова и Кржижановского, ставшего к тому времени главой Госплана, написать ходатайство к Дзержинскому, в котором говорилось: «Будучи абсолютно уверены в полной непричастности Названова к каким-либо вредным Советской власти предприятиям и замыслам, мы просим об освобождении Названова под наше формальное поручительство». Дело дошло до Ленина, который пошел навстречу товарищам и распорядился пересмотреть дело Названова: вместо расстрела его приговорили к двум годам условно. По свидетельству В. Окса, Красин не верил в виновность не только своего знакомого, но и других «заговорщиков», обвиняя в их казни диктатора Петрограда Зиновьева: «Как все трусы, он после драки кулаками машет». Под «дракой» имелось в виду Кронштадтское восстание, после которого в Петрограде развернулись особенно жестокие репрессии против подлинных и мнимых врагов режима.

* * *

Тем не менее возмущение из-за расстрелов его друзей и подчиненных не привело Красина к разрыву с властью — с большевиками он оставался до конца жизни, все больше отождествляя себя с ними. Он старательно убеждал себя в том, что с врагами церемониться нельзя, что светлое будущее требует жертв, а если кто-то пострадал случайно, то лес рубят — щепки летят. О целях своей работы на большевиков он писал жене 24 октября 1918 года: «Ты вот, Любан, в претензии на меня, что я сюда поехал, а мне думается, я поступил правильно, и помимо субъективного сознания обязательности принять участие в этой работе, это надо сделать уже хотя бы потому, что в этом слагающемся новом надо завоевать себе определенное место, и не только себе, но и вам всем, а для этого приходится работать». Можно понять это как признание, что он работал не только ради России, но и ради своей семьи, в чем нет ничего зазорного. Будучи прагматиком, он понимал, что большевики пришли надолго и не только ему, но и его близким нужно научиться жить с ними и соблюдать установившиеся правила игры.

Тоскуя из-за долгой разлуки с семьей, он не жил монахом, позволяя себе мимолетные романы. А. Нагловский рассказывает, как в октябре 1919-го, на пике наступления Юденича, Ленин и Троцкий поручили ему как специалисту по промышленности поехать в Петрограл и вывести из строя все основные заводы и фабрики. Красин все подготовил, но в решающий момент 22–23 октября, когда план надо было приводить в действие, его никто не мог найти: «Наконец Зиновьеву пришла в голову мысль, что Красин, наверное, на Петербургской стороне у женщины, с которой был в связи. Узнали адрес, и я поехал туда на автомобиле. Действительно, на фоне голодного Петербурга этот директор „уничтожения петербургской промышленности“, Красин, проводил вечер за шампанским и прекрасным ужином». Конечно, этим его деятельность в Петрограде не ограничилась: по воспоминаниям Г. Соломона, он «с экстренным поездом на ура поехал и благополучно приехал в Петербург. Там он, как техник, не теряя головы, занялся техническим оборудованием, как мне говорили потом, очень остроумно приспособляя, путем соединения вместе обыкновенных грузовиков, к роли танков».

^{Письмо Красина Ленину о продаже за границей конфискованных церковных ценностей. [РГАСПИ]}