Леонид Красин. Красный лорд

Тридцать первого марта делегация прибыла в Стокгольм, оттуда большая ее часть сразу же отправилась в Копенгаген. Красин на несколько дней остался в Швеции для переговоров с местными бизнесменами, 7 апреля последовал за коллегами в Данию, а потом полтора месяца курсировал между двумя странами. Прежде всего он был заинтересован в переговорах с посланцем Ллойд Джорджа Э. Ф. Уайсом, формально представлявшим Верховный экономический совет Антанты. Переговоры начались в тот же день в Копенгагене, куда уже прибыл Литвинов, пытавшийся взять на себя главную роль. В его телеграмме Наркоминделу 9 апреля сообщалось: «Вообще можно заметить у них стремление не заключать мира и продолжать нынешнее неопределенное положение». Такая позиция диктовалась отсутствием единства в лагере союзников: Франция выступала против восстановления отношений с Россией, Италия и Скандинавские страны были скорее за, Англия колебалась.

С. Либерман, входивший в состав советской делегации, вспоминал: «В Копенгагене между Литвиновым и Красиным обнаружились разногласия, которые соответствовали отмеченным выше различиям в „политической“ и „экономической“ ориентации. Красин был настроен более оппортунистически, согласен был на разного рода компромиссы, лишь бы получить право на въезд в Англию, Литвинов же хотел добиться от Англии принципиальных уступок в деле о визах для представителей Советского правительства. Уступчивость Красина была Литвинову не по душе; она, по его мнению, шла вразрез с основной политикой партии». Далее говорится, что Литвинов «в качестве стопроцентного большевика был приставлен своей партией к наркому Чичерину, которому коммунисты не могли простить ни его былого меньшевизма, ни его аристократического происхождения». Понятно, что буржуазные «спецы», составлявшие большинство делегации, предпочитали Красина Литвинову. Либерман описывает, как последний надел на один прием фрак с белым галстуком, не зная, что это униформа метрдотелей: «Красин подошел к нему и, не говоря ни слова, потянул его за злополучный белый галстук. Литвинов, смущенный, поднялся опять к себе. А наши спецы были горды, что их начальник Красин так хорошо знает этикет!»

Двадцать первого апреля Красин направил в Сан-Ремо, где заседал Верховный экономический совет Антанты, длинную телеграмму, попытавшись выяснить отношение союзников к возобновлению торговли с Россией. Он напомнил, что в январе совет предложил восстановить коммерческие связи с российскими кооперативами, и хотя, по мнению Красина, кооперативы не смогли бы справиться со всей государственной торговлей, Советское правительство согласилось временно предоставить Центросоюзу такое право «до окончательного решения вопроса». Далее Красин отмечал, что интервенция союзников и экономическая блокада Советской республики вызывают необходимость провести переговоры о заключении «формального соглашения», восстанавливающего торговые отношения между Антантой и Россией. В заключение он написал, что если решение об отмене блокады, принятое советом в январе, остается в силе, то советская делегация готова встретиться с представителями союзников.

В ожидании ответа, который пришел только через месяц, Красин подписал 23 апреля протокол о намерениях с датской фирмой, якобы представлявшей консорциум предприятий, о будущем открытии в Копенгагене клиринговой палаты для осуществления торговых операций с СССР. Если бы этот план осуществился, Дания могла бы стать перевалочным пунктом в торговле между Россией и Западом, однако, как вскоре выяснилось, фирма не представляла никого, кроме себя. Это было обычным явлением в те годы: на непаханой ниве торговли с Советами пытались нажиться прожектеры и откровенные жулики — как местные, так и эмигранты из России. Красина это не особенно расстроило: иллюзорную «клиринговую палату», как и соглашение со шведами, он пытался использовать для давления на союзников.

Время работало на него: в Копенгаген уже потянулись коммерсанты из разных стран Европы, в первую очередь из Англии, с заманчивыми предложениями. В мае к Красину явился представитель американской нефтяной компании «Стандард ойл» Дж. Томус, которого интересовала возможность получения из Баку нефти и нефтепродуктов. Красин считал целесообразным использовать заинтересованность американской компании в советской нефти не только потому, что можно было продать ее на хороших условиях, но и потому, что это открывало перспективу воздействия на американское правительство в целях признания РСФСР. В телеграмме Чичерину он назвал эти переговоры «имеющими серьезное значение ввиду явного желания „Стандард ойл“ подложить свинью Англии в этом деле».