Леонид Кучма

– Во всех печатных изданиях, которые цитируют посетителей президента, нигде нет Мороза. Так вот, необходима очная ставка Кучмы и Мороза по вопросу, были ли у них встречи в тот период, когда велись записи или нет. Если встречи были, то где они происходили. После этого станет ясно - знал ли Мороз, что в кабинете Кучмы записывают, или не знал. Если знал, то именно поэтому не разговаривал с Кучмой в его кабинете.

Из этого вытекает очень важный вывод. Если Мороз знал, что все пишется, и все пленки были обнародованы через Мороза, то не было ли совершено убийство Гонгадзе именно под те пленки, которые писались? Я об этом говорил уже давным-давно.

Сейчас Мороз является ключевым свидетелем этого всего. Фактически Мороз стал всеукраинским шантажистом. Это и есть ключ к возможным реальным заказчикам убийства Гонгадзе. Потому что милиционерами руководили реальные заказчики, которые дали указание его уничтожить, а не мнимые заказчики со стороны теперешних главных подозреваемых.

– Как, по-вашему, на кого нацелено убийство Георгия Гонгадзе?

– Я думаю, что все события, которые развивались, после этого привели к резкой смене политического курса Украины. Фактически Кучма превратился в вассала, прямого вассала Путина. Из дела Мельниченко вытек и газотранспортный консорциум, из дела Мельниченко вытекло и ЕЭП, из дела Мельниченко вытек и сценарий выборов, когда к власти вели еще более вероятного вассала, чем Кучма, - Януковича.

И еще высказывания - на этот раз народного депутата Владимира Сивковича.

«Мельниченко записывал президента на стационарный компьютер. А это уже нарушение присяги, которая тянет за собой уголовную ответственность», - заявил народный депутат.

«Именно из-за этого происходит волокита с экспертизой. Пусть приедет и честно скажет, что он официально записывал президента стационарными устройствами прямо на компьютер и вынимал оттуда компьютерные носители. И никакого диктофона не было. А потом уже переписывал на диктофон. Если он так скажет, то тогда можно четко делать экспертизу по пленкам. Вранье есть везде, и в словах Мельниченко.

Если сам Мельниченко, который претендует на истинность своих пленок, говорил неправду, то это уже нехорошо пахнет. Я лишь после того поверю Мельниченко, когда он честно все расскажет. На сегодня это известно всем, и Службе безопасности также… Когда Мельниченко скажет, что он записывал не на диктофон, как любитель или новичок, а как руководитель отдела защиты информации службы государственной охраны - на стационарный компьютер, то это совсем другое дело в соответствии с Уголовным кодексом. В таком случае, Мельниченко нарушил присягу, что тянет за собой уголовную ответственность. И сколько бы Пискун ему не обещал неприкосновенность, он все равно вынужден будет открыть против него дело. Правда - так во всем».

А вот мнение Дмитрия Табачника:

«- После того как мы узнали о записях майора Мельниченко, стало понятно, что прослушивали не только Леонида Даниловича, но и других должностных лиц. Скажите, вы догадывались о том, что вас слушают?

– Ну, я же не ребенок! Вдобавок достаточно знаком с традициями Комитета государственной безопасности, поскольку мои и кандидатская, и докторская диссертации были посвящены периоду сталинских репрессий. Я знал абсолютно всепроникающую силу КГБ, а после перемены вывески люди же там сразу не поменялись. Тот, кто был полковником или генералом советских времен, не мог испариться и пропасть, а тот, кто был капитаном, служил - и не один год, а некоторые не один десяток лет - тому же полковнику, выполнял его задания…

Поэтому, конечно, я знал страсть Комитета, людей, которые там воспитывались, все слушать, знать про всех и вся… Думаю, когда я был главой администрации, не миновал такой участи - прослушивания. Другое дело, что это незаконно.

К сожалению, у нас есть и просто могущественные коммерсанты, которые покупают соответствующие технические приборы для того, чтобы слушать мобильные телефоны. Сегодня это достаточно просто. Мир становится все меньше из-за его технической, технологической оснащенности. Ну, слушали… Могу сказать, что в кабинете президента я ни разу - ни за два с половиной года, когда возглавлял администрацию, ни потом, когда год был советником президента, ни когда общался с ним как народный депутат Украины, - не говорил ничего такого, за что мне было бы стыдно. Я не произнес ни одного слова, которое не мог бы со временем повторить перед парламентской комиссией или каким-то проверяющим органом.

Возможно, какие-то вещи, какие-то выражения испортили бы мои личные отношения с людьми, потому что, характеризуя того или иного руководителя как, скажем, не соответствующего должности или человека с устаревшими взглядами, я был с президентом откровенен, но это моя личная оценка, за которую я несу личную ответственность. Во всяком случае, я никогда не говорил ничего такого, что было бы во вред государственным интересам.