Леонид Кучма

– Вышел во двор. Первое, что я думаю - о том, что там уже ждали его, в том гараже. Он смирился с тем, что произойдет, и никаких действий не предпринимал, потому что на кону стоят три жизни. И поэтому взял с собой свое оружие, чтобы показать, что было самоубийство. Плюс все эти выступления по телевидению - они показывали, что был прессинг, и он подверг себя самоубийству.

– То есть он знал, что его там ждет убийца или контролер?

– Думаю, что да. Либо первый выстрел он сам сделал, показав этим, что он это все делает под давлением. А второй - его добили и все. Либо же первый выстрел произвели люди, которые его ждали.

– Но он мог сделать первый выстрел снизу вверх в подбородок?

– Вот это нас в первую очередь и смутило, вспомните про Кочегарова. Может, знак нам подал, что не сам он, а под давлением. То, что выстрел был снизу вверх в подбородок. Если бы он стрелялся, он бы сразу в висок себе выстрелил.

– Ну а выстрел в висок?

– Так контролер и мог дострелить, тем более, что труп остался в сидячем положении.

– Каких-то следов насилия не было?

– В гараже было темно, и много рассмотреть в деталях было просто невозможно.

– Только вы опасаетесь за свою жизнь или ваши друзья и друзья ЮФ тоже?

– Можно сказать, что не только я опасаюсь за свою безопасность. Вся четверка, которая находилась в последний день, - Подоляка, Ходарев, Брыль и я… Брыль - действующий генерал, но он пока «в воздухе». Ходарев - пенсионер, был начальником УВД, но потом, когда его «разорвали» Дагаев и Фере - прессинговали за то, что он не отошел от Кравченко, - поехал с Юрием Федоровичем на Херсон. Не готов сказать, кем он там был, но он был там при нем. Потом, когда Юрий Федорович пришел в налоговую, Ходарев возглавил в налоговой милиции главное управление.

Подоляка пришел в налоговую замом к Юрию Федоровичу. А потом его сильно начали прессинговать - за то, что мы помогаем «Нашей Украине», когда не было возбуждено уголовное дело по «Рошену» налоговой милицией. Это все было внесено в уши президенту тогдашнему. Начали меня прессинговать…

– За то, что вы отказались возбудить дело по «Рошену»?

– Да. Там не было состава преступления. Те проверки, которые были произведены ревизорами налоговой, не дали криминала. И не я лично отказался - следователь. Я не хотел и не мог надавить на следователя и сказать: возбуждай уголовное дело.

…Я просто опасаюсь, что у меня дочка, семнадцать лет будет. Я опасаюсь за ее будущее.

Предельно интересное заявление по поводу обстоятельств гибели Кравченко сделал народный депутат Владимир Сивкович:

– Как минимум, ну, не может человек с двумя поломанными пальцами на правой руке выстрелить в себя два раза.

– А это установлено следствием?

– А вы у Коляды (замминистра внутренних дел. - Г. К.) спросите. Кроме того, не может человек выстрелить себе в висок с такого расстояния и находиться в таком положении, как застали Кравченко. И если следственное управление МВД и Генпрокуратура в один голос говорят, что это было самоубийство, значит, сегодняшней власти выгодно скрыть убийство Кравченко. Тогда я не могу им верить. Ведь, если мы говорим, что Кравченко - основной свидетель по делу Гонгадзе, звено, которое было между Кучмой и делом Гонгадзе, то, наоборот, нужно разобраться и расследовать обстоятельства его смерти. А если это скрывается, то тогда либо Кучму покрывают изо всех сил, либо кто-то из новой власти как-то замешан в деле Гонгадзе.

Резонансная гибель Кравченко и Кирпы, активизация дела Гонгадзе и кассетной проблематики - все это выглядело как давление на бывшего президента: возможно, пытались его запугать, вынудить бежать из страны. При этом выбрали момент, когда он находился за рубежом, - словно подталкивали его к малодушному решению, которое косвенно подтвердило бы его вину. Но Леонид Кучма прервал свой отпуск в Карловых Барах и вернулся на родину, тут же отправился в прокуратуру. Об этом и многом другом его спросили в интервью для «Времени новостей», которое я приведу здесь практически полностью - в свете новых событий нынешние оценки Леонида Кучмы очень интересны.

– Вынужден сначала спросить обо всем, что связано с «делом Гонгадзе». Следователь вызвал вас в прокуратуру. О чем там шла речь?

– В прокуратуре меня спрашивали о том, о чем и должны были спросить: о правдивости записей майора Мельниченко. Я повторил то, что уже говорил и раньше: я не считаю их правдивыми.

– В каком состоянии находится расследование убийства журналиста Гонгадзе? Не является ли то, что происходит, «заказным раскрытием»?

– Если под «заказным раскрытием» иметь в виду то, что еще называют «политической волей», то трудно отделаться от впечатления, что элементы этого есть. Желание быстрее раскрыть это резонансное дело естественно. Жаль только, что как раз это желание, видимо, приводит к досадным недоразумениям и ошибкам. Со своей стороны я не раз говорил, что препятствий расследованию не чинил. Трудность раскрытия, возможно, связана с тем, что мы до сих пор не знаем, кто и для чего затеял всю операцию под названием «пленки Мельниченко».