— Ваша супруга? — поинтересовался левак. Леонид кивнул.
— Мария.
«Москвич» кружил вокруг памятника Дзержинскому. Машенька смотрела в окошко на освещенный «Детский мир» и хотела немедленно в этот большой магазин. Но она одернула себя, стараясь разбудить в голове серьезные мысли о предстоящей семейной жизни. Какие теперь игрушки!..
— К цирку поедем?
— Нет, — сориентировал Леонид. — К церкви, пожалуйста, за Союзом композиторов!
— Понял…
«Москвич» скрипнул тормозами, и в руку Валеры перешла синяя пятирублевая купюра.
— А у меня сдачи…
— Не надо, спасибо.
Леонид вышел из автомобиля и подал руку Машеньке. Отъезжая от тротуара, все оборачиваясь через плечо, водитель продолжал думать о чудесах природы.
Ну, прям как дети! Пацан и девка, в самом деле!
В церкви народу практически не было. Почти ночное время, только две старушки с усердием дули сжатыми в трубочку губами, гася трещащие свечи.
— Вам что, дети? — спросила одна — совсем благообразная, с чистым лицом, голова в белом платочке.
— Мы — не дети, — ответил Леонид.
— Мы — лилипуты, — добавила Машенька, чем обрадовала до глубины души своего будущего мужа.
Леонид улыбнулся краешком рта, сознавая, что сделал правильный выбор.
Старушка перекрестилась.
— Прости, Господи!
— Батюшку позовите!
— Так домой он собирается! И матушка ждет его во дворе!
— Позовите! Очень требуется!
— Пожалуйста, — захлопала глазами Машенька.
Старушка попятилась, размышляя, кто же это такие лилипуты? Про карликов слышала, даже видела одного — короткорукого и кривоногого, с маленьким тельцем, но преогромной головой. Торговал уродец на рынке воблой… А лилипуты…
Батюшка был образован в меру, но про лилипутов знал. Потому вышел с благостной улыбкой, стараясь не выказывать своего любопытства.
Он, как и водитель Валера, подумал о вошедших, что лилипуты — совсем как дети.
— Здравствуйте, — батюшка ощущал себя Гулливером. — Иван Самойлович.
— Очень приятно, батюшка, — ответствовал Леонид. — Леонид Павлович. А это — Мария.
— Здрасьте…
— Что привело вас в столь поздний час?
— Любовь, батюшка, — тихо произнес Леонид.
— Отрадно слышать, отрадно… Мало кто сейчас с любовью в церковь приходит! Мало…
— Обвенчайте нас!
Леонид попросил об этом тоном почти приказным, будто выстрелил просьбой, так что батюшка Иван Самойлович вздрогнул от неожиданности и спросил в ответ глупое:
— А вы православные?
— А что, если лилипуты, то, значит, магометане? — В голове Леонида немного плыло от мерцающих серебром образов, перевернутых ликами икон к полу, от крестов, смотрящих в недра земные, и капающих в небо свечей! Он ощущал себя и Машеньку стоящими меж облаков, потому добавил: — Мы близки к небу, отец!
«При смерти, что ли», — подумал батюшка. Черт этих лилипутов разберет!
Он так расстроился просьбой о венчании, что даже ослабел ногами.
— Вечером не венчают! — принялся спасать себя служитель культа.
— Почему? — удивился Леонид.
— Не положено.
— Кем? Господом?
— Уставом.
— Чьим? — продолжал выспрашивать Леонид.
— И что вам сподобилось ночью венчаться? — проныл батюшка. — Все чистое должно утром зачинаться!
— Измышления это ваши, Иван Самойлович! Нигде о том не читал, нигде не слышал! Ни в священном писании, ни в новых источниках!
На этом месте Ивану Самойловичу пришла спасительная мысль:
— А в загсе вы записались?
— А нам загс не для чего. В загсе хорошо записываться, когда рождаешься и когда умираешь! И то для статистики занимаемых квартир.
Иван Самойлович облегченно вздохнул и развел руками.
— Рад бы был, но закон не позволяет! Церковь отъединена от государства, а потому подчиняется законам юридическим. Сначала необходимо оформить отношения в государственном учреждении, а потом уж и я вас, со всей своей радостью, обвенчаю!
Поп повернулся к ночным посетителям спиной и хотел было пожарным образом скрыться в алтаре.
На глазках Машеньки, на ее длинных, загнутых к куполам ресничках повисли слезинки.
— Куда же вы, батюшка! — окликнул Леонид дезертира. — А как же закон Божий? Вы что же его ставите ниже государственного?
— А законы эти, как параллельные линии — нигде не пересекаются!
Дверь алтаря почти уже закрылась за Иваном Самойловичем, когда Леонид привел самый весомый аргумент:
— Тысячу рублей, батюшка, за обряд!
Ускользающий поповский зад, обтянутый рясой, так и застыл в дверном проеме!
— И еще двести за срочность! — добавил для верности Леонид.
В следующую секунду взорам Леонида и Машеньки представилось благостно улыбающееся лицо батюшки. Оно источало вселенское добро, а душа Ивана Самойловича открывалась нараспашку перед влюбленными чадами всеми своими пастырскими нежностями.
— Что есть день, что есть ночь! — почти пропел он. — Лишь череда сменяющихся времен! Нет разницы в орле и решке на монете!
— Да вы поэт, батюшка!
— И государство Богу не указ!
— Всем бы такими быть, как вы!
Венчание начали сейчас же. Презрели неточности обряда и вместо служек использовали старух!
— Венчается раб Божи-и-ий Леонид рабе Божье-ей Марии… — явил сочетающимся приятный тенор батюшка.
— Аллилуйя-я-я! — подпевали тонкими голосами старушки.
— Согласен ли ты в горе и радости!..