Леонид Слуцкий. Тренер из соседнего двора

Доиграли матч, Лёня его сразу вызывает: «Все, мы тебя убираем». У того слезы, вся команда за него просит. Слуцкий: «Нет, все». Я к нему прихожу, он мне рассказывает ситуацию. А я же игру видел и все слышал. И встал на сторону парня, потому что он его просто задолбал. Разговаривали мы с Леонидом один на один, и я говорю ему: «Лёнь, ну ты пойми. Был бы ты футболистом – не исключаю, что и сам мог бы так словесно отмахнуться».

Лёня был молодой и на меня смотрел как на отца. И у Слуцкого тоже слезы в глазах – все-таки его парень, из «Олимпии». Вызываем Сахарова – и тот плачет, извиняется. Два или три дня мы этот вопрос мутузили. И погасили. Парень в итоге здорово нам помог, в том году играл здорово, стабильно.

И Слуцкий извлек этот урок, и я понял это на Дзагоеве. Ума хватило. Иногда надо перебороть гордыню. Иной раз игроки срываются – но не оттого, что тебя ненавидят, а просто срыв эмоциональный. У нас игроков-то мало было, всех лучших разобрали – в «Ротор», еще куда-то. Состав по крохам собирали. На первой предсезонке команда была сырая: закончим тренировку, сидим за ужином, обсуждаем – нас же бить будут!

А потом на сборе в Аянапе, на Кипре, играли с «Рубином», который уже Бердыев возглавлял, но они еще в первой лиге были. У них взрослые мужики, у нас мальчишки. Но, хоть нам трепку и задали, мы устояли – 0:0. И почувствовали, что можем упираться. А Курбан Бекиевич сразу сказал: «А пацаны-то у вас ничего». Лёня тогда с ним тоже пообщался, спросил что хотел.

Приехали со сборов – смотрю, уже что-то начало складываться. Начали глушить соперников за счет темпа: «физика» была сумасшедшая. Понимал он все, сразу стало понятно – грамотность футбольная очень серьезная. Поэтому команду в итоге ему и передал.

Играли мы в дубле уже в линию, помню, как четверка защитников искусственное положение «вне игры» наигрывала. Основа с Павловым действовала еще с либеро, поскольку в команде был Чугайнов, – но они тоже пытались выдавливать соперников подальше от своей штрафной. Чисто в методическом плане, по построению игры, Павлов тогда, может, и чуток похитрее был. Но, будучи человеком эмоциональным, он мог захлебнуться в самой игре. А Лёня быстро опомнится, отодвинет кого-то, переставит. Реакция на ход игры у него была классная.

В перерывах он вел себя по-разному – в зависимости от того, как игра складывалась. Когда надо было потребовать – повышал голос. Мата от него не слышал, но особенно своих, «олимпийских», детей и за чуб мог схватить. В работе был жесткий».