Леонид. Спартанский лев

Вот вам ответ мой, о, жители шлемонесущего града!
Равным за равное нужно платить в полной мере.
Кровью за кровь и смертью за смерть; так избегнете
Доли проклятой и мести богов олимпийских.

Привезённый Мегистием оракул эфоры и старейшины изучали долго и скрупулёзно. Наконец-то им в руки попала ниточка, которая могла вывести из тупика, в какой угодили все граждане Лакедемона по вине царя Клеомена.

Среди старейшин большинство склонялись к тому, что равной платой за убийство персидских послов является смерть Клеомена и тех людей, которые бросили персов в колодец, а потом тайно где-то закопали их тела, которые, кстати, так и не были найдены.

И если проклятье Талфибия постигло Лакедемон после смерти людей, виновных в убийстве персидских послов, значит, смысл додонского оракула гораздо глубже. Смысл заключается в том, что боги преследуют Спарту не только за убийство персов, но и за прочие злодеяния Клеомена, не очень-то почитавшего богов. В этой связи старейшины припомнили и недавний оракул Зевса Олимпийского, гласивший, что горе, когда бесчестье поселится среди честных людей.

   — Чтобы избежать гнева богов, нам следует восстановить попранную справедливость и вернуть в Спарту Демарата, подло оболганного Клеоменом и Леотихидом, — заявил старейшина Евриклид, самый уважаемый среди геронтов. — Но следует не только вернуть Демарата на отчую землю, но и отдать ему трон Эврипонтидов. Вот в чём, по-моему, состоит истинный смысл додонского оракула.

Кто-то из старейшин пошёл ещё дальше, развивая мысль Евриклида. Прозвучало мнение, что было бы справедливо, если бы Леотихид добровольно сложил с себя царскую власть и даже принял смерть во искупление злодейски погубленных персидских послов. Соглашаясь с Клеоменом всегда и во всём, Леотихид тем самым стал пособником многих чёрных дел.

Однако эфоры, и особенно Евксинефт, решительно воспротивились тому, чтобы вернуть Демарата в Спарту.

Защищая Леотихида, Евксинефт говорил:

   — Все мы знаем, на чём основана их вражда. Демарат в своё время отнял у Леотихида любимую женщину, с которой тот был помолвлен. Многих граждан возмутило тогда не то, что он увёл невесту, а то, как он это сделал. Я не стану вдаваться в подробности. Думаю, что они известны всем присутствующим. Скажу лишь, что прежде, чем обвинять в неблаговидных поступках Леотихида, неплохо бы вспомнить и про неблаговидные поступки Демарата. Даже бегство его из Спарты есть преступление, а не жест отчаяния или обиды. Ведь лишив Демарата царской власти, сограждане не лишали его власти вообще, у него оставались полномочия полководца. Однако Демарат счёл себя глубоко оскорблённым и предпочёл чужбину отеческому очагу. Будто служение Лакедемону не в царской диадеме есть что-то оскорбительное.

Ладно бы, Демарат избрал прибежищем для себя какой-нибудь греческий город или остров. Так нет же! Он припадает к стопам персидского царя, врага всех эллинов. Какой злобой против сограждан надо пропитаться, чтобы снизойти до служения Варвару, до низких поклонов ему! Возникает вопрос, зачем Демарат это сделал? Ответ очевиден: он намерен мстить спартанцам с помощью персидского царя. Леотихид может и не совсем хорош как царь и человек, но изменник Демарат, на мой взгляд, во сто крат хуже.

После речи Евксинефта прения разгорелись с новой силой. Сторонников у старейшины Евриклида теперь заметно поубавилось.

Леотихиду пришлось покинуть герусию, поскольку по закону в заседании не имел права принимать участие тот, кому выдвинуто даже малейшее обвинение в чём-то неблаговидном. Тем более — тот, над кем нависла угроза быть изгнанным из отечества.

Леотихид пришёл домой в величайшей тревоге, понимая, что если возобладает мнение старейшины Евриклида перевесом хотя бы в один голос, ему не избежать изгнания, а может, и смерти.

Вот почему, когда перед взором Леотихида предстал Леарх, полный беспокойства из-за случившегося с ним в доме Леонида, дружеской беседы не получилось. У Леарха язык не повернулся рассказать всю правду. Он знал, что в доме Леотихида ему могут запросто налить вина вопреки всем запретам, поэтому рассчитывал хотя бы залить свою печаль вином. Однако Леотихид, не слушая жалоб Леарха на невезение в жизни, довольно бесцеремонно спровадил его к своей супруге, заявив, что Дамо желает ему что-то поведать.

«Мне бы твои печали, мальчик!» — с лёгкой досадой думал Леотихид, вернувшись в свою комнату, чтобы и дальше томиться ожиданием исхода заседания в герусии.

После полудня, как всегда, наступало время трапезы. Старейшины, цари и эфоры расходились по домам, чтобы через два часа опять собраться вместе в стенах герусии. Если срочных дел не было, то деятельность государственных мужей в такие дни обычно продолжалась только до полудня.