Читаем Леонид Утесов полностью

Таких нападок на джаз не было даже во времена РАПМа, но Леонид Осипович, видимо, не придавал этому серьезного значения, думал, что это однодневное явление, очередная «проработка». В начале 1950-х он, наряду с такими песнями, как «Сталинградский вальс» (О. Строк — В. Драгунский) или «Цимлянское море» (Н. Богословский — Н. Доризо), исполнял «Песню американского безработного» и куплеты Курочкина из «Свадьбы с приданым». А если и размышлял над тревожными публикациями в прессе, то забыл о них весной 1953-го, после смерти Сталина и освобождения арестованных врачей.

Хотя годы борьбы с космополитизмом не затронули напрямую Утёсова и его оркестр, они не прошли бесследно. Слишком многих друзей и знакомых артиста коснулись репрессии, слишком ощутимый удар они нанесли по благостной картине «великой дружбы» советских народов, в которую искренне верили многие, включая Леонида Осиповича. Но он никак не мог поверить в официальную версию гибели его любимого «Соломона Мудрого» — Михоэлса, якобы попавшего под машину, а на самом деле убитого агентами госбезопасности в Минске в январе 1948 года. Не мог поверить и тому, что его давние знакомые — Лев Квитко, Маркиш, Бергельсон и другие члены ЕАК — являются «еврейскими буржуазными националистами», продавшимися западным разведкам. После этих событий он стал гораздо осторожнее, доверяя свои истинные мысли и чувства только самым близким друзьям. От них мне известно об усилившемся в 1950-е годы интересе Утёсова к еврейской культуре, к прошлому своего народа. Стоит подчеркнуть тот факт, что до конца жизни артист не подписал ни одного воззвания «советской общественности» против сионизма и политики Израиля, хотя деятелей культуры еврейской национальности вовлекали в подобные мероприятия регулярно и весьма настойчиво.

В 1967 году, уже находясь в статусе народного артиста, Утёсов написал статью о еврейской актрисе Сиди Таль в журнале «СЭЦ» («Советская эстрада и цирк»), озаглавив ее «Счастливые встречи». Воздав должное Сиди, он ни разу не упомянул о том, что она всегда, во все времена была еврейской актрисой, поющей на идише. К тому времени еврейская тема в советской прессе окончательно стала закрытой, упоминаясь только в рамках «борьбы с сионизмом». Не в последнюю очередь это было связано с разрывом отношений Советского Союза с Израилем после шестидневной войны в июне 1967 года.

Здесь хочется вспомнить о другой еврейской актрисе, высо ценимой Утёсовым, — Кларе Юнг. Актриса, познавшая успех в США, вернулась в СССР, оставив за рубежом дочерей. «Советские евреи более настоящие, чем американские», — этим объяснила она свое решение. Клару Юнг хоронили в Москве 29 апреля 1952 года, в разгар антисемитской кампании. В последний путь ее провожали немногие, но среди них были Хенкин и Утёсов. Леонид Осипович, обращаясь к Хенкину, сказал: «Кто мог бы подумать, что у гроба актрисы, познавшей при жизни аншлаги в Москве и Нью-Йорке, Одессе и Бостоне, соберутся всего несколько человек!» Задумчивый и печальный Хенкин сказал: «Я произнес бы кадиш, но миньяна здесь нет…» Этот рассказ я услышал от актрисы ГОСЕТа Анны Шмаёнок в конце шестидесятых годов прошлого века. От нее же узнал, как часто Утёсов бывал в ГОСЕТе, как любили его актеры этого театра.

<p>Диалог Утёсов — Евтушенко</p>

В середине 1970-х я оказался свидетелем любопытного разговора. Было это в Доме актера, который тогда располагался на улице Горького. В этом уютном заведении до начала очередного вечера, уже не помню, кому или чему посвященного, мы — Леонид Осипович, Анастасия Павловна, писатель Владимир Соломонович Поляков и я — зашли в кабинет директора Александра Моисеевича Эскина. Как обычно, в центре внимания был Леонид Осипович. Как-то сам собой в разговоре возник еврейский вопрос. Владимир Соломонович тихо, почти шепотом рассказал, что ему позвонил незнакомый человек, представившийся: «Я от генерала Драгунского». Спросил, кого из деятелей русского искусства, евреев по национальности, он может порекомендовать в состав руководства создающейся еврейской общественной организации с очень длинным названием «Антисионистский комитет советской общественности». «Я так растерялся от столь неожиданного предложения, — признался Поляков, — что, сославшись на головную боль, попросил разрешения позвонить ему позже и, не записав его телефон, положил трубку».

— Представляю, Владимир Соломонович, как вы испугались, — сказал Леонид Осипович. Потом он задумался и, опершись подбородком на кулак, прочел по памяти, почти без запинок, незнакомые всем сидевшим стихи. Записать я их тогда не мог, но позже, к счастью, отыскал в фондах РГАЛИ. Вот отрывок стихотворения, которому предшествует эпиграф из евтушенковского «Бабьего Яра»:

Но ненавистен злобой заскорузлой

Я всем антисемитам, как еврей,

И потому я настоящий русский.

Е. Евтушенко
Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже