Читаем Леонид Утесов полностью

Действительно, эта звучная, запоминающаяся фамилия, кроме восторга, в дальнейшем доставила ее обладателю немало хлопот и даже неприятностей. Кто только не менял свою фамилию на «Утёсов»! Цели при этом были самые разные, даже уголовные. В сентябре 1936 года в «Правде» была опубликована заметка «Авантюрист». В ней рассказывалось, что в конце августа того же года некий гражданин Николаев (дан даже адрес) познакомился на улице с человеком, назвавшим себя Леонидом Утёсовым. Можно ли было отказаться от продолжения такого знакомства? Николаев пригласил «Утёсова» домой. За кружкой чая (наверное, не только чая) хозяин дома уснул, а гость преспокойно скрылся, прихватив с собой немало хозяйских вещей. К счастью, вскоре Николаев случайно встретился с «Утёсовым» и на сей раз доставил его не домой, а в отделение милиции.

* * *

После таких «нелирических» отступлений вернемся снова к юным годам Утёсова. Встретившись со Скавронским на Ланжероне, Ледя Вайсбейн получил от него заманчивое предложение заработать аж 2 рубля. «Кто же от этого откажется!» — подумал он.

— А что нужно сделать?

Скавронский предложил сыграть с ним миниатюру «Разбитое зеркало». «Вот-те раз! — восклицает Утёсов в мемуарах. — Эту миниатюру я знал — ее часто исполняли. Незамысловатая, но удивительно смешная вещица. Она живет до сих пор и в цирке и на эстраде: денщик офицера, разбив зеркало и боясь наказания, вставал в раму и точно имитировал все движения и гримасы своего господина. Может быть, смешнее всего было то, что одинаковые движения и гримасы делали совершенно разные, непохожие друг на друга люди. Сценка эта требовала тщательной тренировки. Но моя самоуверенность в то время была настолько велика, что я тут же согласился. Мне тогда казалось, что я все умею. Это сейчас я понимаю, как многому надо учиться и в восемьдесят. А тогда…

Но как это ни странно, я быстро освоил номер и с обезьяньей ловкостью воспроизводил все, что делал Скавронский…

Мое первое официальное, так сказать, выступление состоялось в театре на Большом Фонтане — дачном месте под Одессой. Представьте себе, что я совершенно не волновался. Когда-то одна старая актриса, Наталия Павловна Тенишева — я служил с ней в мой первый сезон в Кременчуге, — сказала мне:

— Ах, милый мальчик, на сцене только первые тридцать лет трудно, а потом вам будет легко.

Как она была неправа! Годы шли — и становилось все трудней. Если какой-нибудь актер похвалится, что он привык и теперь уже не волнуется, скажите ему: если не волнуется, значит, ничего и не творит. Творчество — акт беспокойный».

<p>Звезда Кременчуга</p>

После успешного дебюта в «Разбитом зеркале» новые предложения долго не появлялись. Исправно приходила лишь корреспонденция от Анны Кольба. На каждом конверте кроме адресата значилось:

Лети, мое письмо,К Ледичке в окно,А если неприятно,Прошу прислать обратно.

Но однажды, придя домой, Утёсов застал письмо без привычного четверостишья на конверте. К тому же принес его рассыльный в куртке с золотыми галунами. Волнение и гордость охватили Ледю. Дрожащими руками он вскрыл конверт — в нем оказалась небольшая записка: «Приходите сегодня в час дня в гостиницу „Континенталь“, ком. № 17». Подпись: «Скавронский».

«Какое счастье, — подумал Утёсов, — что я оказался дома! Может быть, опять какое-то выступление. Но ведь недавно я виделся со Скавронским, почему он не сказал мне этого на Ланжероне?» До часа дня оставалось сорок минут, и добраться до гостиницы, находившейся на улице Садовой, 19, рядом с аптекой Гаевского, было нелегко даже бегом. Но не только в этом вопрос — в чем явиться в такое солидное учреждение, где останавливаются уважаемые и знатные персоны? Порывшись в платяном шкафу, Ледя надел черную сатиновую косоворотку, усеянную белыми пуговичками, и добавил к ней пиджак и брюки старшего брата. Шляпа-канотье была собственная. Посмотрев на себя в зеркало, подумал: «Кажется, подойдет!»

Ровно в час дня, буквально взлетев по мраморным лестницам на четвертый этаж, Ледя был уже в семнадцатом номере гостиницы «Континенталь». В центре комнаты, в кресле, восседал необыкновенно толстый человек («такой толстый, что живот его лежал на столе») — явно хозяин положения. Вокруг него — нарядно одетые мужчины и женщины. Невозможно было не обратить внимание на их кольца, браслеты, серьги. Скавронский представил его тучному господину — оказалось, что это антрепренер Шпиглер из Кременчуга. Он приехал в Одессу в поисках актеров на предстоящий сезон. Задав пришедшему несколько вопросов, ответить на которые Ледя явно был не готов, антрепренер спросил Скавронского: «Кого вы мне привели?»

— У него замечательный, неповторимый голос! К тому же он — талантливый актер.

— Мы можем его взять в оперетту?

— Безусловно! — уверенно произнес Скавронский.

— Ваши условия? — спросил антрепренер.

От неожиданности и волнения Ледя не мог произнести ни слова.

— Почему вы молчите, молодой человек? Мне кажется, что вы не только петь — и говорить не можете.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное