Леонид Утесов

Не только жизнь в дореволюционной Одессе с ее неравенством и несправедливостью, но и служба в армии отвратили Утёсова от царской власти. Правда, хоровод властей, наступивший после октября 1917-го, оказался еще хуже. Украинскую Центральную раду сменили немцы, за ними пришли французские интервенты в компании с итальянцами и греками, потом войска белой Добровольческой армии. Несмотря на эту чехарду, в городе было сытнее и относительно безопаснее, чем в других районах России. Сюда постепенно съехалась значительная часть русской интеллигенции из Петербурга и Москвы. Шли разговоры о том, что при любом развитии революционных событий они минуют Одессу, которая останется «вольным городом». Создавалось впечатление, что любые перевороты в городе не влияли на актеров, в особенности — на актеров «легкого жанра», готовых развлекать публику при любой власти.

В книге знаменитого театрала, друга Утёсова, Игоря Владимировича Нежного «Былое перед глазами» мы читаем: «Когда в город вошли красные, Иза Кремер охотно и довольно часто выступала в клубе военной комендатуры. Больше того, она привлекала к бесплатным концертам для личного состава комендатуры Надежду Плевицкую и других знакомых актеров и актрис. Я хорошо знаю, так как сам участвовал в этих концертах вместе с Клавдией Михайловной Новиковой и Леонидом Осиповичем Утёсовым. Потом, когда Одессу снова заняли белогвардейцы и интервенты, они припомнили Изе Кремер ее общение с красными. На первом же ее концерте, как только она вышла на эстраду, из зала раздались выкрики: „Комендантская певичка!“ „Ей место в контрразведке, а не на сцене“ и т. п. Но вся остальная публика буквально обрушилась на белых хулиганов и заставила их замолчать. Не посмели принять против певицы и репрессивные меры — слишком велика была ее популярность».

Мало того — в разгар белого террора Иза Кремер в буквальном смысле слова спасла от гибели бывшего военного коменданта Одессы Г. А. Сановича. Этот смелый поступок мог стоить ей жизни. И тем более непонятно, почему, когда большевистская власть окончательно установилась в Одессе, Иза Кремер покинула этот город. Возможно, решающую роль в этом сыграл ее муж — видный одесский журналист, редактор «Одесских новостей» Леонид Хейфец, друг юности Корнея Ивановича Чуковского.

Утёсов в своих воспоминаниях не раз тепло говорит об Изе Кремер — актрисе, вписавшей весьма значимую страницу в историю русской эстрады. Родившись в зажиточной еврейской семье в Бельцах (Бессарабия), Иза Яковлевна вскоре познакомилась с итальянскими гастролерами в Одессе и оказалась на итальянской оперной сцене — в партии Мими из «Богемы» Пуччини. Уже в начале 1910-х годов она была ведущей актрисой Одесского оперного театра, но большего успеха, чем на оперной сцене, достигла в Театре оперетты. Она, как отмечали, была создана для этого жанра, но вскоре журналисты отменили и этот «приговор» — в 1913 году в репертуаре Изы Кремер, знавшей с детства несколько иностранных языков, появились «уличные песенки Монмартра». Вся ее карьера оперной и опереточной актрисы не устояла перед концертным репертуаром. Утёсов, участвовавший в концертах таких известных актеров, как Вертинский, Плевицкая, Морфесси, считал Изу Кремер самой талантливой артисткой эстрады. «Как ни странно, — отмечал Утёсов, — звезда Изы Кремер ярче всего взошла во время Первой мировой войны и революции». Леонид Осипович был одним из немногих, кто позволял себе вспоминать о своем знакомстве с Изой Кремер в ту пору, когда она была эмигранткой. И хотя Иза Яковлевна никогда не позволяла себе обмолвиться плохим словом о бывшей своей родине, все же вспоминать о ней было не так уж безопасно.

Подводя итог своему общению со звездами русской эстрады тех лет, Утёсов писал: «Я выступал с этими людьми на одной эстраде, бок о бок. Я ценил их мастерство, но никогда не стремился им подражать…» Впрочем, были и исключения: Юрий Морфесси, например, одним из первых спел знаменитую песню «Раскинулось море широко», по существу, дав ей путевку в жизнь. Позже эта песня вошла в репертуар Утёсова, став одной из его «визитных карточек». Это было оправданно — морская тема в сознании зрителей прочно связалась с именем певца, приехавшего в Москву с берегов Черного моря.

Тревожные годы

Невероятно противоречивыми, сложными были первые послереволюционные месяцы и годы в Одессе. Об этом времени с нескрываемой горечью поведал Бунин в своих «Окаянных днях»: «Все это повторяется потому прежде всего, что одна из самых отличительных черт революций — бешеная жажда игры, лицедейства, позы, балагана. В человеке просыпается обезьяна». Писатель не мог простить своих товарищей-интеллигентов, вставших на сторону большевиков: «Вечером у нас опять сидел Волошин. Чудовищно! Говорит, что провел весь день с начальником чрезвычайки Северным (Юзефовичем), у которого „кристальная душа“. Так и сказал: кристальная…

…Волошин рассказывал, что председатель одесской чрезвычайки Северный (сын одесского доктора Юзефовича) говорил ему: