Я отдал служке два рубля, и он роздал по двадцать копеек биндюжникам. Рубль, он сказал, надо дать раввину на извозчика. Рубль я дал ему самому за блестящую организацию моей свадьбы. И у меня осталось капиталу на ближайшую семейную жизнь ровно один рубль.
Взяв теперь уже мою законную жену под руку, я вывел ее из синагоги и пригрозил: “Теперь ты от меня никогда не сможешь уйти – у тебя нет своего паспорта. Ты будешь прописана в моем”».
Утесов любил жену искренне и по-настоящему. Часто влюбляясь, порой теряя голову, Леонид Осипович быстро приходил в себя. После очередной влюбленности он снова возвращался к Елене Осиповне, а от ушедшего романа порой не оставалось даже воспоминаний. Жена Утесова отказалась от профессии актрисы, чтобы сосредоточить все свое внимание на муже, доме, семье. Леонид Осипович писал: «Я всегда изумлялся, как при стольких ударах судьбы моя жена, эта маленькая женщина, сумела сохранить не только бодрость духа, но и готовность всех и каждого одарить своей добротой».
Молодые жили в Одессе, которая принимала раненых и получала похоронки. Война была в самом разгаре, и однажды в Треугольный переулок, где по-прежнему жила семья Вайсбейнов, пришла повестка – Утесова призывали в армию. О том, что сын может уклониться от службы, речь не шла. «Не возвращаются только с того света, – говорил Осип Клементьевич. – Хорошо, что ты нам привел Леночку. До Одессы война не дойдет, а ты скоро вернешься – я верю в это».
Утесову повезло – он служил в тыловой части, расположившейся в деревне неподалеку от Одессы. Армия стала малоприятной страницей в жизни Утесова. Позже в своих воспоминаниях он писал: «Читатель, если тебе не довелось служить в то время, ты не знаешь, что такое старая царская армия. Что такое унизительное положение солдата, пренебрежительное отношение офицера и затаенная взаимная вражда. Ты не знаешь и самого страшного для солдата – фельдфебеля…»
Фельдфебель Назаренко, под командованием которого служил Утесов, был простой, неграмотный солдат, оставшийся на сверхсрочную службу. По характеристике Леонида Осиповича, Назаренко был маленький человек, жаждущий большой власти, с железным характером, службу он нес рьяно, матерщины его хватило бы не только на роту, а и на целую дивизию. Фельдфебель старался, поскольку его благополучие зависело от количества обученных солдат – чем больше обучит, тем дольше просидит в тылу. На всю солдатскую науку выделялось пять недель, после этого бойцов отправляли на фронт.
Утесов так описывал систему обучения солдат: «Система обучения у Назаренко «верная». На строевых занятиях он гуляет по плацу и наблюдает.
– Ну, как идет? – спрашивает Назаренко.
– Плохо, господин подпрапорщик, – отвечаю я. – Они по-русски не понимают, я не виноват.
– А я вас и не виноватю. – Не знаю, почему, но мне Назаренко говорит «вы». Всем остальным он тыкает.
– Да я бьюсь с ними, а они не понимают, что «налево», что «направо».
– А ну-ка, дайте команду.
– На-пра-а-а-гоп, – командую я.
Отделение поворачивается налево.
– Ну вот видите, господин подпрапорщик.
– Видю. Эх, артист, артист, – презрительно говорит он. Он подходит к правофланговому, берет его за правое ухо и начинает это ухо вертеть с ожесточением, приговаривая:
– Это правое, это правое, правое, сюды вертайся, направо сюды.
Ухо делается кумачовым, под мочкой показывается капля крови. Назаренко с улыбкой отходит в сторону, закладывает большие пальцы обеих рук за пояс, резким движением оправляет гимнастерку и командует:
– На-пра-а-а-гоп!
Отделение поворачивается направо.
– Вот и уся наука. Понятно?»
Утесову было понятно все…
У Назаренко была жена по имени Оксана – писаная красавица, но с ней он обращался весьма грубо, как с солдатом: «Чего тебе издеся надо? А ну, марш отседова!»
Однажды Утесов шел вверх по лестнице, направляясь в ротное помещение, а на площадке стояла Оксана. Он подошел к ней, ловко стукнул каблуками и нарочито торжественно произнес: «Здравия желаю, госпожа подпрапорщица!», а затем галантно поцеловал ей руку. Оксана смутилась и убежала.
«Последствия этого эпизода были для меня неожиданны и приятны, – вспоминает Утесов. – Кто шепнул об этом Назаренко? Не знаю. У него было достаточно осведомителей. Через полчаса Назаренко подошел ко мне и, пытаясь скрыть недовольство искусственной улыбочкой, сказал:
– Шо вы крутитесь у роте, шо вам, у городе нема шо делать? У вас же там жинка! Пишлы бы!
– Нет. Уж лучше я отделением займусь, да и идти в город на один день неохота.
– Зачем на день, я вам записочку на неделю дам».
Так Утесов получил возможность бывать дома. Это был большой праздник, который хотелось повторять снова и снова. Возвращаясь из города, Утесов дожидался, когда Оксана выйдет на лестницу, подлетал к ней, «здравия желаю, госпожа подпрапорщица», рука, поцелуй и… снова увольнительная записка на неделю.