Леонид Утёсов

После поездки за границу Утесов увлекся джазом. Он говорил, что когда впервые услышал джаз, то его потрясло своеобразие этого зрелища, своеобразие его музыкальной формы. Глядя на свободную манеру поведения музыкантов, на их умение выделиться на миг из общей массы оркестра, предстать индивидуальностью, он подумал: «Вот что мне нужно сегодня. И наверно, нужно было всегда. Музыка, соединенная с театром, но не заключенная в раз и навсегда найденные формы. Свободная манера музицирования, когда каждый участник в границах целого может дать волю своей фантазии. В заученных словах, чувствах, мизансценах мне всегда было тесно. Именно в таком вот джазе, если, конечно, его трансформировать, сделать пригодным для нашей эстрады, могли бы слиться обе мои страсти – к театру и к музыке».

Вернувшись из-за рубежа, Леонид Осипович решил заняться созданием джаза, оркестра, словом – музыкального коллектива. Оркестр, созданный Утесовым, – явление уникальное по многим причинам, но главное, что он на протяжении почти пятидесяти лет хоть и изменялся в составе, но всегда был детищем одного человека, имя которому – Леонид Утесов.

Аркадий Исаакович Райкин писал об Утесове и его оркестре: «Он был как бы главой большой семьи. В ней далеко не все было идиллично, но при всей своей колоссальной требовательности Утесов относился к каждому из музыкантов с нежностью, поистине родственной. Если кто-нибудь уходил из оркестра, то это было не иначе, как изгнание. А если кто-нибудь возвращался, то это было не иначе, как возвращение блудного сына. С меньшим пафосом Утесов жить не мог».

В книге «Рядом с Утесовым» его вторая жена Антонина Сергеевна Ревельс (о ней будет сказано ниже) пишет: «Главным для Утесова всегда оставался его оркестр. И был он очень щепетилен, принимая новых музыкантов и певиц. Отбирал кандидатуры всегда тщательно и с окончательными решениями никогда не торопился».

Первый оркестр, созданный в 1929 году, назывался «джаз», иногда «джаз-банд». В конце 1920-х– начале 1930-х годов джаз вызывал у партийных функционеров особую неприязнь. Осознавая это, Леонид Осипович поставил перед собой задачу адаптировать джаз к местным условиям. «Когда я задумывал свой джаз, то был уверен, что это интересно, нужно, увлекательно, что новизна понравится, завоюет сердца, у меня и мысли не было ни о каком риске. Тем более оказался я ошарашенным в первые дни атак. Но одесситы быстро приходят в себя», – писал Утесов.

Леонид Осипович видел пути воплощения своих идей и придумал термин «театрализованный оркестр». Не джаз, а именно оркестр. Утесов знал, что такого оркестра в России до сих пор не было, что все новое в искусстве пробивает себе дорогу с большим трудом. Он понимал, что это будет непросто, но отважно взялся за дело. Для осуществления этой идеи ему были нужны единомышленники, но не просто музыканты, наделенные талантом, а соратники, которые бы поверили в необходимость и возможность джаза именно в этой стране.

С Утесовым согласился работать замечательный трубач из Ленинградской филармонии – Яков Скоморовский. Это была большая удача, потому что у него были обширные связи в музыкальной среде, и он помог Леониду Осиповичу отыскать нужных людей. В джаз к Утесову из бывшего Михайловского театра пришли тромбонист Иосиф Гершкович и контрабасист Николай Игнатьев, из театра сатиры – Яков Ханин и Зиновий Фрадкин, из Мариинского – Макс Бадхен, из других мест – эстрадные музыканты: гитарист Борис Градский, пианист Александр Скоморовский, скрипач и саксофонист Изяслав Зелигман, саксофонист Геннадий Ратнер. Вскоре в оркестре появился Николай Николаевич Рукавишников – бывший студент Ленинградской консерватории, ученик самого Беккера. Музыкант синтетический, он блистательно играл на кларнете, саксофоне и даже, когда возникала необходимость, исполнял партию первого альта.

Оркестр, не считая дирижера, состоял из десяти человек: три саксофона, две трубы, тромбон, рояль, контрабас, ударная группа и банджо. Именно таким и был обычный состав западного джаз-банда.

Утесов не скрывал от своих товарищей трудностей – ни творческих, ни организационных. Тогда ведь не было еще студий, где можно было бы готовить новый репертуар. Артисты все делали на свой страх и риск, в свободное от основной работы время. Но все были полны решимости и приступили к работе.