ЛЕОНИДЫ

– Чувствуют. Каждый алмаз, который после встречи с тобой тоже становится другим, также чувствует это. Ведь таково ваше обоюдное желание, которое я не могу не исполнить. Ибо моя любовь к вам состоит в том, чтобы вы смогли увидеть моими глазами всю красоту себя. Увидеть и полюбить, уже не нуждаясь в подсказках и упрощениях. Вы все рождаетесь совершенными по форме и содержанию, но совсем ещё детьми по восприятию. Вы желаете играть в понятные для вас игры. И я лишь подбираю вам партнёров для таких игр, подобно ювелиру, тщательно выверяя каждый следующий штрих огранки. И чтобы вам не было так больно я защищаю первые, самые травмирующие моменты соприкосновения, эмоциональным наркозом, который вы называете…

– Любовь?

– Да. Любовь – это очень сильное средство для того, чтобы вынести такую операцию. Но не единственное. Кому-то большую защиту даёт Вера. Кому-то Творчество. Кто-то перестаёт чувствовать боль в сиянии Славы и Успеха. Но каким бы способом я не защищал вас в сотворении бриллианта, это не может продолжаться слишком долго. Наркоз проходит. Любой наркоз. И тогда свежие швы, ваши новые грани, начинают болеть оголённостью чувств. Пока время не осадит эту яркость благородной сдержанностью мудрости.

– Скажите, а тот, кого я иногда вижу там, вдалеке… Тот, кто всё это время идёт в том же направлении, что и я, не отставая, но и не приближаясь ко мне. Кто он? Почему я чувствую, что мы связаны с ним?

– Он это ты.

– Как это возможно?

– Он тот, кого я выбрал, чтобы ты могла проявить себя в земном измерении. Он твой человеческий партнёр, помогающий и мне, и тебе создавать прекрасную огранку вашей с ним уникальности – твоей и его.

– Он как будто мой аватар? Как в фильме?

– Не совсем. Вы друг для друга, скорее, как разлучённые в детстве близнецы. Вы живёте своими жизнями, но при этом чувствуете всё, что происходит с вашим двойником, где бы он ни находился. Ты что-то делаешь здесь – он повторяет это на земном плане. Он что-то делает на Земле – ты чувствуешь и проживаешь его эмоции здесь. Вы нужны и помогаете друг другу, проходя каждый свою часть вашего общего пути к осознанию себя.

– И он всё это время чувствует мою боль так же, как я его?

– Да, но по-разному. Он – как человек. Ты – как душа. Это был ваш выбор. И твой, и его.

– А мне… А нам… ещё много граней предстоит нанести?

– Ты можешь отказаться и вновь обрести свою целостность. В любой момент. И сейчас ты должна ответить мне, что ты выбираешь? Сейчас, когда уже знаешь, чем будет отличаться твой выбор…

Она ещё раз посмотрела на пульсирующие в её ладонях, неотличимые, но такие разные две капли. Она ещё раз ощутила, как за невидимой прозрачной стеной, оградившей её на время разговора, бурлящей раскалённой лавой покачиваются в ожидании её выбора волны боли и отчаяния. И она, зажмурившись от восторга и ужаса, протянула к небу ладонь с невообразимо прекрасным бриллиантом своей мечты…

Глава 13. Соль любви

Невозможное стало возможным. Они едут к морю. Они будут вдвоём бесконечные несколько дней. Сколько всего можно узнать и понять друг о друге за это время? Сколько всего можно сказать даже без слов, просто касаясь друг друга телами.

Он не верил, что это происходит с ним. С ним и с ней. Контрастный душ ощущений. Пьянящий жар восторга первых недель родившейся любви и осенняя прохлада долгой разлуки. Холодный ветер, рвущийся в открытую дверь расставания, и леденящий озноб покинувшей душу надежды. И вот опять тепло возвращается в его сердце, меняя промозглый декабрьский ветер на ласкающий бриз, дующий со стороны прогретого солнцем моря.

Но чуда – превращения Золушки его Любви в блистательную принцессу взаимных чувств – не произошло. Там, в этой поездке к морю, он без остатка разрушил себя об её отстраненность и сдержанность. Когда в Питере они не виделись неделями и каждую встречу как бы заново привыкали друг к другу, это было тяжело, но хоть как-то объяснимо. Но когда они остались наедине без спасительных телефонных звонков и кучи причин, позволяющих разъехаться каждому по своим делам, оказалось, что их любовь говорит на разных языках. Как любовь мрамора и резца скульптора, как чувства податливой глины и печи для обжига, как неотделимость бриллианта от замысла его огранщика.

Возвращались в молчании, старательно избегая встречаться глазами. И даже не успев смыть с себя загар опалившего разочарования, он узнал такое, о чём не пожелал бы узнать никому.