Леопард

Харри моргнул. С потолка свешивалась одинокая лампочка. Он лежал на кровати, на спине. Голый. Тот же сон, только теперь он не спал. Над изголовьем в стене торчал гвоздь, а на гвоздь была насажена голова Эдварда Мунка. Норвежская купюра. Он разинул рот так широко, что казалось, сломанная челюсть вот-вот лопнет, но все равно давило ужасно, череп раскалывался от боли. Он не спал. Кетаномин уже не действовал, а при такой боли не заснешь. Как давно он здесь лежит? И сколько времени еще пройдет, прежде чем от боли он потеряет рассудок? Харри осторожно повернул голову и огляделся. Он по-прежнему был у ван Боорста, и он был один. Его не связали, и при желании он мог даже встать.

Он проследил глазами за проволокой, привязанной к ручке входной двери: она шла через всю комнату к стене позади него. Он осторожно повернул голову в другую сторону. Проволока проходила через скобу в каменной стене, а оттуда тянулась к его рту. Леопольдово яблоко было привязано намертво. Дверь открывалась так, что первый, кто за нее потянет, выпустит иглы, которые изнутри пронзят Харри голову. То же самое произойдет, если он будет двигаться слишком активно.

Харри засунул пальцы в уголки рта. Почувствовал шипы. Попытался надавить на один из них снизу. Безуспешно. Он почувствовал, что приближается приступ кашля, и в глазах у него почернело, когда он не смог дышать. До него дошло, что из-за шипов гортань распухла, и вскоре он может задохнуться. Проволока, привязанная к дверной ручке. Отрезанный палец. Случайность или же Тони Лейке знаком со Снеговиком? И задумал его превзойти?

Харри пнул стену ногой и заорал, напрягая голосовые связки, но металлический шарик заглушал крик. Он сдался. Прислонился к стене, стараясь не замечать боль, и сжал зубы. Где-то он читал, что человек может кусаться почти так же сильно, как акула. Но все равно ему удалось только чуть-чуть вдавить шипы, а потом они опять заставили его раскрыть рот. Такое ощущение, что они пульсируют, словно у него в пасти бьется живое железное сердце. Он потрогал шнур, тянущийся изо рта. Все инстинкты твердили, что он должен дернуть за него, вытянуть этот шар. Но ему показывали, что тогда произойдет, он видел фотографии с места преступления. Если бы он не видел…

И в этот самый миг Харри понял. Понял не только, как будет умирать он сам, но и почему умерли другие. И зачем это понадобилось. Абсурд, но ему стало смешно. Все так дьявольски просто. Так дьявольски просто, что придумать такое мог только дьявол.

Алиби Тони Лейке. Никакого сообщника у него не было. Вернее, его помощниками стали сами жертвы. Когда Боргни и Шарлотта очнулись в полном одиночестве, после того как их накачали наркотиком, они и понятия не имели, что у них во рту. Боргни заперли в подвале. Шарлотта была снаружи, но проволока тянулась от ее рта к багажнику разбитого автомобиля, и, сколько она ни скреблась и ни билась о крышку багажника, он так и не открылся. Никто из них не мог выбраться из того места, где оказался, и, когда боль становилась невыносимой, они поступали вполне предсказуемо. Дергали за шнурок. А если бы они знали, что произойдет? Отступила бы боль перед надеждой, надеждой на то, что, потянув за шнурок, они загонят шипы назад в этот загадочный шарик? И пока девушки медленно, но верно поддавались сомнению и в конце концов совершали неизбежное, Тони Лейке был далеко — ужинал с инвесторами или делал доклад, совершенно уверенный, что жертвы за него довершат начатое. И тем самым обеспечат ему непоколебимое алиби на момент убийства. Строго говоря, он их даже и не убивал.

Харри повертел головой, чтобы определить радиус, в пределах которого стальная проволока не натягивалась.

Он должен что-то предпринять. Хоть что-нибудь. Харри застонал, ему показалось, что проволока натянулась, и он задержал дыхание и уставился на дверь. Ждал, что она вот-вот распахнется, и…

Ничего не произошло.

Он попытался вспомнить, как ван Боорст показывал ему яблоко, как далеко высовывались шипы, когда не встречали сопротивления. Если бы ему удалось раскрыть рот пошире, если бы только челюсти…