Леопард. Новеллы

Собрание проходило в парадной гостиной виллы, в той самой, с обезьянками и попугаями. На синем диване с красным кантом, купленном тридцать лет назад и плохо сочетавшемся с блекнущей роскошью гостиной, сидели синьорина Кончетта и монсиньор викарий; справа и слева от них на таких же, как диван, креслах – синьорина Каролина и отец Корти, один из двух иезуитов; синьорина Катерина с парализованными ногами оставалась в своем кресле на колесах, а остальным священнослужителям пришлось довольствоваться обитыми тем же шелком, что и стены, стульями, которые, по общему мнению, не шли ни в какое сравнение с «завидными» креслами и диваном.

Сестрам было около семидесяти (чуть больше и чуть меньше); борьба за первенство, о которой уже было сказано, давно закончилась победой Кончетты, и потерпевшие поражение сестры больше не пытались оспаривать ее положение старшей в доме. В ее облике еще угадывались следы прежней красоты: полная и величественная, в строгих платьях из черного муара, с белыми волосами, собранными в высокую прическу, открывавшую чистый, почти без единой морщинки лоб, с высокомерным взглядом и суровой складкой над переносицей, она производила властное, почти царственное впечатление, так что однажды ее внучатый племянник, увидев в какой-то книге портрет знаменитой русской императрицы, стал называть ее Екатериной Великой. Непристойное (если учитывать целомудренную жизнь Кончетты) прозвище в устах не имеющего никакого представления о русской истории внучатого племянника звучало совершенно невинно.

Разговор продолжался уже час, кофе был выпит, день клонился к вечеру. Викарий еще раз изложил суть вопроса:

– Его преосвященство по-отечески заботится о том, чтобы богослужения в частных капеллах проводились в строгом соответствии с канонами Святой матери церкви. Как добрый пастырь, он потому в первую очередь обратил свое внимание на вашу капеллу, что знает: дом ваш, как маяк, светит палермским мирянам. Его преосвященство желает лишь удостовериться в подлинности почитаемых за святые предметов, что будет только на пользу и вам, и всем верующим.

Кончетта молчала, но Каролина, старшая, не сдержалась:

– Нас что же, в чем-то обвиняют? И как мы будем выглядеть теперь в глазах наших знакомых? Простите меня, монсиньор, но идея инспектировать нашу капеллу вообще не должна была прийти в голову его преосвященству.

Казалось, разговор забавляет генерального викария.

– Синьорина, – с улыбкой сказал он, – вы даже не представляете себе, как радует меня ваша горячность. Она – свидетельство истинной, абсолютной веры, столь угодной Церкви и, безусловно, Господу нашему Иисусу Христу. И чтобы способствовать еще большему расцвету этой веры, ее очищению, его святейшество рекомендовал провести ревизии, которые, кстати сказать, вот уже несколько месяцев идут по всему католическому миру.

Ссылка на папу была, по правде говоря, не совсем уместна: Каролина относилась к разряду католиков, убежденных в том, что они обладают гораздо более глубоким знанием религиозных истин, нежели преемники святого Петра. Ее уже и прежде приводили в отчаяние некоторые вполне умеренные нововведения Пия X, в частности отмена кое-каких второстепенных церковных праздников.

– Лучше бы этот папа своими делами занимался, – сказала она и, испугавшись собственной дерзости, перекрестилась и пробормотала: – Gloria Patri[130].

Кончетта решила вмешаться:

– Не спеши с необдуманными выводами, Каролина. Какое впечатление сложится о нас после твоих слов у монсиньора?

Но тот, надо сказать, улыбался еще добродушнее, чем прежде, думая про себя, что перед ним неразумное старое дитя, которое из-за ограниченности своего мышления пребывает во тьме, а потому требует к себе снисходительности.

– У монсиньора сложилось впечатление, что перед ним три святые женщины, – сказал он.

Иезуит падре Корти решил разрядить обстановку:

– Я, монсиньор, как никто другой, могу подтвердить ваши слова. Падре Пирроне, память о котором хранят все, кто его знал, часто рассказывал мне, тогда еще послушнику, о духе святости, в котором воспитывались синьорины. Впрочем, имя Салина само за себя говорит: достаточно его назвать, чтобы исчезли всякие сомненья.

Викарий вернул всех к конкретным делам:

– Ну что ж, теперь, когда мы все выяснили, я хотел бы, если вы позволите, синьорина Кончетта, посетить капеллу, чтобы подготовить его преосвященство к завтрашнему знакомству с вашими святынями.