Леопард охотится в темноте

Тишину в пещере нарушал только стук зубов Сэлли-Энн. Крейг обнял обеих девушек, и те с благодарностью прижались к нему, дрожа от холода и благоговейного страха.

Тунгата медленно поднялся на ноги и шагнул к каменному алтарю.

– Я вижу тебя, великий Лобенгула, – сказал он громко. – Я, Самсон Кумало, твоего тотема и твоей крови, приветствую тебя через года! – Он назвал себя племенным именем, заявляя о своем происхождении, и продолжил тихим, но ровным голосом:

– Если я – тот детеныш леопарда, что упомянут в твоем пророчестве, прошу твоего благословения, о король. Если нет, порази мою оскверняющую руку, пусть она отсохнет, как только коснется сокровищ династии Машобане.

Он медленно вытянул руку и коснулся ладонью одного из черных глиняных горшков.

Крейг почувствовал, что невольно затаил дыхание, ожидая непонятно чего. Возможно, того, что давно умерший король заговорит, или один из сталактитов обрушится с потолка, или того, что их всех поразит молния.

Тишина затянулась, и Тунгата дотронулся до горшка второй рукой, потом поднял его, словно салютуя телу короля.

Раздался резкий треск. Дно отвалилось от горшка, и из него хлынул поток радужного света, по сравнению с которым даже кристаллические стены пещеры казались блеклыми и неинтересными. Алмазы посыпались на алтарь, отскакивая друг от друга и от каменных плит, и замерли пирамидой, сверкая как угли в костре.

* * *

– Не могу поверить, что это алмазы, – прошептала Сэлли-Энн. – Они выглядят как камешки, красивые и блестящие, но камешки.

Они пересыпали содержимое четырех горшков и сумки из шкуры зебры в брезентовый мешок и оставили пустые горшки рядом с мумией короля, а сами удалились, чтобы не беспокоить его, к входу в тоннель.

– Во-первых, – заметил Крейг, – легенда не соответствует фактам. Емкость этих горшков, скорее, пинта, а не галлон.

– Тем не менее пять пинт алмазов – это лучше, чем тычок в глаз рогом носорога, – возразил Тунгата.

Им удалось развести небольшой костер из обломков лестницы. Они сели на корточки вокруг него, и от их мокрой одежды повалил пар.

– Если это алмазы, – все еще сомневалась Сэлли-Энн.

– Это алмазы, – сказал Крейг. – До единого. Смотрите!

Крейг взял один из камней с острой как нож гранью и провел им по стеклу лампы. Раздался резкий, неприятный скрежет, и на стекле осталась глубокая царапина.

– Вот вам доказательство. Это алмаз.

– Такой большой! – Сара выбрала камень поменьше. – Даже самый маленький больше фаланги моего пальца.

– Рабочие выбирали самые крупные камни, которые можно было увидеть при первой промывке, – объяснил Крейг. – Не забывайте, камни теряют не меньше шестидесяти процентов массы при огранке и полировке. Этот в результате будет не больше горошины.

– Цвета, – пробормотал Тунгата. – Сколько оттенков.

Были полупрозрачные камни лимонного цвета, камни цвета янтаря или коньяка, всех оттенков, но были и совсем неокрашенные камни, прозрачные, как вода в горных потоках, грани которых сверкали даже в тусклом свете костра.

– Посмотрите на этот.

Камень, который выбрала Сэлли-Энн, был темного синевато-лилового цвета, как воды Мозамбикского течения, пронзенные лучами полуденного солнца.

– А этот! – Камень был алым, как брызнувшая из артерии кровь.

– И вот этот! – Зеленый, невероятно красивый камень, меняющий окраску при каждом колебании света.

Сэлли-Энн разложила окрашенные алмазы перед собой.

– Как они красивы. – Она стала сортировать камни, откладывая алмазы всех оттенков желтого цвета в одну сторону, а всех оттенков красного – в другую.

– Существуют алмазы всех основных цветов. Ему словно нравится имитировать цвета, принадлежащие другим драгоценным камням. – Крейг протянул руки к костру. – К тому же кристаллы могут иметь практически любую форму от куба до октаэдра или додекаэдра.

– Вот это да! – с легкой издевкой произнесла Сэлли-Энн. – А что такое октаэдр, скажи на милость?

– Две пирамиды с треугольными сторонами и общим основанием.

– Вау! А додекаэдр?

– Два ромбоэдра с общими гранями.

– Почему ты так много знаешь?

– Я ведь писал книгу, не забыла? – Крейг улыбнулся. – Половина книги была посвящена Родсу, Кимберли и алмазам.

– Все, достаточно, – сдалась Сэлли-Энн.

– Совсем нет. – Крейг покачал головой. – Я могу продолжить. Алмаз является практически идеальным отражателем света, в этом его превосходит только хромат свинца, и только хризолит лучше алмаза рассеивает свет. Но ни один из камней не может сравниться с алмазом, если одновременно учитывать его способности отражать, рассеивать и преломлять свет.

– Замолчи! – приказала Сэлли-Энн, но ее заинтересованный взгляд говорил об обратном, и Крейг продолжил:

– Его блеск не подвержен влиянию времени, хотя раньше люди не умели гранить алмаз, чтобы раскрыть его подлинное великолепие. По этой причине римляне более высоко ценили жемчуг, и даже первые ювелиры в Индии лишь немного отполировали естественные грани «Кох-и-Нора». Они пришли бы в ужас, если бы узнали, что современные огранщики уменьшили массу этого камня с семисот карат всего до ста шести.

– А семьсот карат – это много? – спросила Сэлли-Энн.