Леопард охотится в темноте

Сначала взрывы раздавались достаточно редко, но скоро грохот стал напоминать прерывистую дробь обезумевшего барабанщика. Иногда одновременно взрывались четыре или пять мин, грохот сотрясал холмы и отзывался сотнями эх.

И аккомпанировал этому грохоту, как струнные инструменты адского оркестра, свист винтов вертолета, взмывавшего вверх и падавшего вниз на границе минного поля и загонявшего стадо слонов, как пастушья собака. Он то загонял обратно на поле повернувшую назад группу животных, то преследовал молодого самца, чудом пересекшего поле и выбравшегося на берег, заставляя его повернуть назад, преследуя его, пока мина не оторвала ему ногу.

Теперь грохот взрывов напоминал канонаду, и каждый взрыв поднимал в воздух облако красной пыли, скрывавшей весь этот ужас. Пыль кружилась и взлетала до макушек деревьев, превращая охваченных паникой животных в темные привидения, озаряемые вспышками взрывов.

Старая самка, у которой оторвало четыре ноги, лежала на боку и пыталась встать, опираясь о землю головой. Другая слониха ползла на животе, закрывая хоботом крошечного детеныша, пока под ней не взорвалась мина «клеймор», разорвав грудную клетку, как бочку, и, одновременно оторвав задние ноги у детеныша.

Другие детеныши, лишившись матерей, бегали, прижав в ужасе уши, пока взрывы не превращали их в груды мяса и костей.

Кошмар продолжался долго, потом взрывы стали более редкими и стихли совсем. Вертолет приземлился за линией предупредительных табличек. Шум двигателя стих, винт остановился. Тишину нарушал только крик умирающих животных, лежавших на выжженной земле под осыпанными пылью деревьями. Открылась дверь вертолета, и на землю легко спрыгнул мужчина.

Он был чернокожим, одетым в выцветшую джинсовую куртку, от которой были аккуратно отпороты рукава, и обтягивающие вареные джинсы. Во время родезийской войны джинсы являлись неофициальной формой партизан. Он был обут в модные ковбойские сапоги, на лоб были подняты очки «полароид» в золотой оправе. Эти очки и несколько шариковых ручек в нагрудном кармане куртки являлись отличительным признаком ветерана партизанского движения. Под мышкой он держал автомат АК-47. Мужчина подошел к краю минного поля и несколько минут безразлично наблюдал за бойней. Потом он вернулся к вертолету.

Пилот услужливо повернулся к нему, не снимая наушников с модно подстриженной головы, но офицера больше интересовал фюзеляж машины.

Эмблема и номер были аккуратно заклеены маскировочной лентой и закрашены черной эмалью из аэрозольного баллона. В одном месте пленка отклеилась, и была видна часть номера. Офицер прижал ее ладонью, быстро осмотрел и удалился в тень ближайшего мопани.

Он прислонил автомат к стволу, расстелил носовой платок, чтобы не запачкать джинсы, и сел, прислонившись спиной к грубой коре. Он прикурил от золотой зажигалки «данхилл», глубоко затянулся и выдохнул дым сквозь полные темные губы.

Потом он задумчиво улыбнулся, подсчитав, сколько людей, времени и патронов потребовалось бы для того, чтобы убить триста слонов обычным способом.

«Товарищ комиссар также хитер, как и в старые времена партизанской войны. Кто, кроме него, мог додуматься до такого?» — Он восхищенно покачал головой.

Докурив сигарету, он по привычке растер окурок пальцами и закрыл глаза.

Ужасные стоны, доносившиеся с минного поля, не помешали ему заснуть. Разбудили его голоса людей. Мгновенно проснувшись, он встал и взглянул на солнце. Был почти полдень.

Он подошел к вертолету и разбудил пилота.

— Они подходят.

Он снял громкоговоритель с кронштейна на переборке и подождал, пока первые люди выйдут из леса.

— Бабуины! — пробормотал он с едва скрываемым отвращением образованного человека к крестьянину или одного африканца к представителю другого племени.

Они шли гуськом по звериной тропе. Их было двести или триста, одетых в звериные шкуры или западные обноски. Мужчины шли впереди, женщины — сзади. Многие женщины были с обнаженной грудью, некоторые — молодые, с вызывающе поднятыми головами и нахально покачивающимися круглыми ягодицами под крошечными юбками из хвостов. Презрение офицера сменилось благосклонностью. Он подумал, что, может быть, найдет минутку для одной из них, и быстро сунул руку в карман. Они выстроились на краю минного поля, возбужденно крича, хихикая и показывая на тела огромных животных.

Офицер позволил им излить чувства. Они заслужили эту паузу самовосхваления. Они восемь дней шли по следу, редко сменяя друг друга, загоняли стадо слонов к реке. Он ждал, пока они успокоятся, и размышлял о личном магнетизме и силе характера человека, способного превратить эту толпу примитивных безграмотных крестьян в единое целое. Всю операцию продумал один человек.

«Он настоящий мужчина!» — Офицер кивнул и заставил себя очнуться от восхваления героя. Он поднес к губам громкоговоритель.

— Тихо! — закричал он. — Полная тишина!

Он успокоил людей и стал назначать задания, которые следовало выполнить.