КРЫШИ ЛОНДОНСКИХ ДОМОВ сверкали, словно отполированные. Весна выдалась дождливой, кареты вязли в грязи, и поездка в Лондон к открытию Парламента — и светского сезона — стала более чем рискованным делом. Несмотря на эти неудобства, все городские дома и сдаваемые внаем особняки даже в самых отдаленных фешенебельных районах города были заполнены до отказа. Близились Мартовские Иды, ступени домов были заново побелены, а ручки дверей, начищенные к сезону, блестели ярче, чем когда-либо с тех пор, как кровавая Революция пятнадцать лет назад уничтожила аристократию Франции.
Двор, согласно обычаю, провел святки в Холирудском дворце. Но вместо того чтобы в течение зимы переезжать из одного большого дворца в другой, в этом году двор сразу же после Хогмэней[6] вернулся в Сент-Джеймсский дворец, поскольку надо было готовиться к королевской свадьбе.
Брачные свидетельства и сопутствующий договор были уже два года как готовы, поскольку такой брак — дело государственное, и свяжет он не только двух человек, но еще и две страны. Английский принц Джейми, наследник короля Генриха, женится на датской принцессе Стефании Юлианне, даровав этим Англии будущую королеву-протестантку и одновременно получив новую опору для Священного союза. Но хотя время не терпело, из соображений общественных, а затем политических свадьба все время отодвигалась.
Сначала королевское свадебное посольство — два корабля, принцесса, ее приданое и последняя версия брачного договора — таинственным образом исчезло между Копенгагеном и Роскильдой. Поиски принцессы заняли месяц. Умасливать ее брата, принца-регента, пришлось дольше, и к тому времени, когда принцесса Стефания благополучно добралась-таки до Англии, все послы и сановники, приглашенные на свадьбу, уже успели разъехаться по домам.
Хотя принц Фредерик желал избавить сестру от брачного альянса, девушка оказалась во власти короля Генриха, который не собирался вот так запросто отказываться от того, что было с немалыми трудами устроено. Потому Генрих мило улыбался, тянул время и молился о добрых вестях из Европы — поскольку пока Корсиканское Чудовище жирело на крови суверенных династий Европы, его северного соседа не радовала перспектива объявить себя врагом Наполеону.
Кроме того, Генриху приходилось убеждать свой собственный народ, не слишком склонный принимать под свое крыло чужеземных принцев. Если население не поддержит свадьбу, внутренние беспорядки сведут на нет все преимущества, которые Англия получит на международной арене.
Тайные переговоры мистера Фокса[7] стали причиной дальнейшей отсрочки свадьбы, поскольку Талейран заверял, что Франция увидит в этом браке еще один недружелюбный акт. Потому король Генрих обманывал общественное мнение ради безопасности до тех пор, пока переговоры окончательно не сорвались. Это заняло все лето следующего года, и король дал слово, что принцесса выйдет замуж в следующий Иванов день, поскольку усилия сохранить репутацию незамужней девушки оказались куда тяжелее, чем он себе представлял.
Наконец наследник согласился на помолвку. Принц Джейми, некогда ветреный противник семейных отношений, ныне сделался счастливым союзником принцессы Стефании, хотя отношения его с будущей невестой были скорее дружескими, чем романтическими. Датский королевский двор слыл одним из наиболее консервативных в Европе в смысле этикета, и принцессе разнообразные ограничения, похоже, изрядно надоели. Несмотря на все усилия короля Генриха и его придворных, принцесса стала предметом сплетен, и в каждом слухе о ее не всегда достойном поведении содержалось зерно истины.
Конечно, король Генрих был не прав, утверждая, что молва о принцессе полностью соответствует действительности.
— Слухи ходят такие, что, будь они истиной, вряд ли я получил бы письменные поручительства Альмака, — озабоченно заметил как-то король Генрих герцогу Уэссекскому.
— Но жене принца Джейми они вряд ли понадобятся, — лениво отозвался герцог. — И даже если патронессам она и в самом деле не по вкусу, то насчет «перелетных»[8] слухи не врут, ее радостно встречают повсюду, где она появляется.
Это было правдой. Именно приязнь толпы к принцессе усилила позиции короля Генриха при переговорах с Данией, поскольку принцесса завоевала сердца многих республиканцев. Ей очень нравились лондонцы, она обожала их развлечения, и люди платили ей той же монетой. Количество дурных стихов, посвященных ее сногсшибательному белокурому высочеству, было просто чудовищным, что в ответ порождало памфлеты и опровержения, пока не стало казаться, что весь Лондон погрузился в пучину стихотворства, что само по себе было куда более серьезной угрозой, как признался его милость герцог Уэссекский своему слуге, чем любая французская агрессия.
Но наконец все утряслось и была назначена дата бракосочетания. Посланцы из Дании, Испании, Пруссии, России и даже Китая заполонили столицу. Знать из английских колоний Нового Света и набобы Вест-Индской компании состязались в устройстве экзотических увеселений и для «перелетных», и для высшего света.
Наконец день настал.