Леопард за стеклом

— Ну и пожалуйста, — взвилась она. — Смейтесь надо мной, сколько хотите, — я не возьму вас в бочку.

В бочку!

Мы все в ту же секунду спрыгнули с дерева. С прошлого года Нолис умолял ее попросить у отца старую бочку из-под вина. Это Нолис рассказал нам, что бочка может плыть, как настоящая лодка. Потому-то мы и жалели, что дедушкин отец продал свои амбары. Ни одной бочечки нам для игр не оставил!

— Слушай, а ты не врешь? — рассердился Нолис.

— Чтоб мне поцеловать моих маму и папу мертвыми в гробу, волей или неволей! — говорит Пипица и складывает руки крестом на груди.

Вот за это мы ее и не любим! Нет чтобы, как все ребята, сказать: «Слово чести», — непременно надо: «Чтоб мне поцеловать мою маму мертвой в гробу», «Чтоб меня по кусочкам в торбу собрали» и прочие такие глупости.

Мы начали ее расспрашивать, что да как, какая это бочка, насколько она большая, где она и когда мы сможем ее получить… Пипица смотрела на нас, ничего не говоря, чтоб мы помучились, а потом, грызя ногти на руке, сказала:

— Она у нас в амбаре. Папа сказал, мы хоть сейчас можем ее забрать, если хотим.

Но, стоило нам броситься за бочкой, Пипица нас остановила:

— А вы опять будете надо мной издеваться? Если так, то мы никуда не пойдем!

— Не-е-е-ет. Ну-не-е-е-ет-же! — дружно закричали мы.

— Поклянитесь!

— Клянемся!

— Нет-нет, — запротестовала она. — Скажите так: «Чтоб тебе увидеть нас с высунутыми языками и кишками наружу!»

— Нет уж, глупости свои оставь себе, мы такое говорить не будем, — совсем разозлился Нолис. — И не надо нам твоей несчастной бочки.

— И не рассчитывай, что мы будем играть с тобой. Чтоб ты вообще не подходила со своими требованиями, — пригрозила Мирто.

— И мы тебе на спину медузу бросим! — крикнул Одиссеас.

— Послушайте, не отпускайте ее! — возразила Артеми.

— Ну ладно! — сдалась, захныкав, Пипица. — Скажите только: «Слово чести!»

Мы сказали, но она таки заставила нас произнести это по три раза каждого.

Нолис был прав! Бочка плыла, как самая настоящая лодка. Мы договорились придумать ей подходящее имя и, когда приедет Никос, устроить крестины.

Но в итоге мы все только перессорились! Из-за того, что в бочку едва помещалось три человека, а Нолис и Мирто развалились и даже не думали подвинуться.

Мне удалось только один раз залезть. Потом надоело ждать, пока подойдет моя очередь. И я нырнула в воду… Первый заплыв в этом году. Как же это прекрасно — плавать! Ныряешь с открытыми глазами глубоко-глубоко и видишь в глубине водоросли, которые покачиваются, словно руки, только очень странные, маленьких ярких рыбок и даже морских коньков, плывущих стоя и похожих на часовых на карауле. И как прекрасна эта легкость во всем теле, будто ты летишь! Даже не знаю, есть ли где на земле море прекраснее, чем у нас в Ламагари. То его затеняют сосны, которые спускаются почти к самому пляжу, и тогда оно становится зеленым-зеленым, как виноградный лист, а то вдруг оно небесно-голубое. На дне — мелкий песочек и кое-где разноцветные камешки; в воде они становятся такими яркими, что кажется, будто их недавно разрисовали красками. И подумать только — ведь есть люди, которые рождаются и умирают, так и не увидев моря! Они никогда в жизни не были в Ламагари! Ца-а-ап! Я поймала большого краба, который собирался спрятаться в камнях. Я вынырнула из воды, чтобы показать его остальным, но все собрались вокруг огромной дохлой рыбы, выброшенной на песок. Я отправила своего краба обратно в море (а жаль, у него еще на спине было такое красивое, кофейного цвета пятнышко) и побежала к рыбе.

— Это дельфин, — сказала Артеми.

Нолис утверждал, что никакой это не дельфин, так что мы отправили Мирто за дедушкой.

— Конечно, это дельфин, — подтвердил он, только взглянув. — Затем спросил нас: — А вы знаете историю про дельфина и Ариона?

Никто не знал. Тогда дедушка отвел нас чуть подальше, туда, где нависающие скалы и сосны отбрасывали густую тень на песок, и рассказал про Ариона. Арион был певцом (в древние времена, разумеется, потому что дедушка знает истории только о «древних») и плыл как-то раз на корабле. Моряки решили обокрасть его и вышвырнуть в море. Тогда Арион попросил разрешить ему спеть, прежде чем его бросят в воду.

Взял он свою кифару, спел и прыгнул в море. Однако к нему подплыл дельфин, который был настолько очарован его песней, что взял Ариона к себе на спину и вез до тех пор, пока не показалась суша. Там он певца и оставил. И этой сушей был наш остров.

— Итак, хорошо бы, чтобы вы это запомнили: первым жителем нашего острова был Арион.

Но на каком именно пляже оставил дельфин Ариона, не знал даже наш дедушка. А вдруг это произошло в Ламагари?!

— А я знаю, что дельфинам нравится музыка, — сказала Артеми. — Как-то вдалеке шел катер, и было слышно, как там играют на гитаре и поют. А за ним целая стая дельфинов плыла.

Нолис сел верхом на мертвого дельфина и начал петь. У него такой красивый голос, что точно очаровал бы дельфина, будь он жив. Никос пообещал Нолису, что, если все будет не так черным-черно, как пока кажется, он возьмет его с собой в Афины и устроит в школу и в консерваторию.