Голова Небу опустилась под обрушившимся на него ударом. Он был снова в пещере. Он видел распухшие ноги, налитые ядом, и слышал зловоние гноя. Он поднял измученное лицо.
— Нет, — смиренно прошептал он, — я не хочу еще раз испытывать винтовку, полубвана!
— Дурак… идиот… стреляй же! — закричал мальчишка.
Блестящий затвор вырвался из его рук и грохнулся на распухшие, бесчувственные ноги негра. Мальчишка бросился на Небу, споткнулся и пополз по его ногам, стараясь дотянуться до винтовки. Возбужденный и рассерженный, Небу схватил затвор и отбросил его подальше.
— Нет, — закричал он, — нет! Ты лжешь! Лжешь! — бушевал он. И тогда кошка, должно быть, послала африканцу предупреждение, ибо настроение его мгновенно переменилось, и он сказал задыхаясь: — Тихо!
Внезапное, почти незаметное изменение произошло в леопарде. Было ясно, что зверь решился напасть.
«Но он войдет, прижимаясь к земле, — встревожился Небу, — а в пещере слишком темно для того, чтобы метнуть копье низко к земле. Прыгните, мистер Леопард, чтобы я смог встретить вас в воздухе. Тогда вы подставите моему копью свое большое сердце».
«Не волнуйся, брат Леопард, — сказал Небу, нацелив копье. — Я полагаю, что ты войдешь сюда так, как мне надо. Это предопределено».
И он сидел, прицелясь, как идиот, и весь мир согнулся пополам, смеясь над его глупостью. Ибо с неожиданным воплем мальчишка вырвался из-за его спины и ринулся за затвором туда, куда указывало копье. И длинный, гибкий бог, сделанный из леопарда, оторвался от земли мощным, четким рывком.
— Малыш! — Небу закричал всем сердцем. — К земле, малыш!
Ибо леопард ворвался в пещеру, сделав высокий прыжок и подставив себя под удар. Но мальчишка рванулся к затвору, к крохотной частице удачи, которую он сохранял все время, борясь с собой. Страх одолел его решимость избавиться от насмешек, которые Гибсон прицепил ему на спину в незабываемый день начала их путешествия. С безумной хитростью плантатор понял взгляд, вырвавшийся из-за карих дверей. И он не давал мальчишке возможности отыграться.
— Малыш! — Громогласно. Неистово.
Но останови мальчишку, останови волны у Килиндини!
И желтые злобные глаза окончательно впились в мальчишку, зрачки расширялись, расширялись.
Дикий рев вырвался из звериной глотки, и леопард легко оттолкнулся задними лапами от земли: передние лапы кверху, мощь и величие в надменном изгибе головы, когти выпущены, трехдюймовые клыки обнажены. И последний душераздирающий крик обрушил на Небу свод пещеры в тот момент, когда кошка прыгала на свою жертву.
Летучий зверь опустился, и Небу сразу услышал хруст. Небу склонил голову и глядел исподлобья на мальчишку и его убийцу. Он плакал. Он часто моргал и бормотал.
— Медлительный малыш, — бормотал Небу, — бедный медлительный малыш. Тебе надо было бы сказать мне о затворе давным-давно, тогда бы ты не попал в лапы брата Леопарда.
Он громко расхохотался, и он знал, как это дико, что он одновременно плачет и смеется и не может остановить ни слез, ни смеха. Он подался вперед, размахивая копьем.
— Ко мне, брат Леопард! — закричал он голове, похожей на голову ящера. — Вот лучшая награда тебе — возьми меня!
Леопард заревел. Мальчишка был тих, недвижим. Снаружи земля скрипела и стонала под грузом воды. Плача, Небу обратился к своим мускулам. Он продолжал размахивать копьем.
Небу хохотал и хохотал. Алоэ в горле проросло горькими побегами веселья вверх, вниз, в стороны. Злобный смех бушевал в животе и подо лбом и так расшатывал челюсти, что он только что не кричал от боли. Но крик рвался из него безудержным потоком веселья. Он решительно ничего не мог понять. Он вот-вот взорвется, так старательно он сдерживает этот крик. Но он холоден, холоден, как снега на горах. Он хотел бы согреться, но он уже мертв. Черви наконец добрались до него. Рука размахивает копьем и дерзко задирает леопарда, отрезая ему путь к отступлению. Но рука — чужая.
«Рука, ты чья?» — спросили глаза руку.
«Я рука бваны Гибсона», — нахально ответила рука.
Где-то в другой стране неистовствовал разъяренный леопард. Он смотрел на леопарда без волнения, без интереса: бешеная кошка ревела на дальних горах, отделенных от его страны бездонной пропастью. Кожа загрубела от холода. Крепкий, теплый сон разгладит ее. Но бесящаяся кошка забавляла его, она так занятно грызла и била лапами воздух.
— Откуда ты, брат Леопард? — прокричал он над пропастью. — Какой страной ты правишь, вождь Леопард? Ты нарочно прошел всю землю кикуйю, чтобы плясать перед бваной Копьем?
«Нет, — он выразительно покачал головой, — нет, нет, нет! — Смех не покидал его. — У моего народа нет больше земель. Их нет ни у чука, ни у мбере, ни у мвимбу, ни у эмбу, ни у меру, ни у кичугу, ни у тхарака, ни у ндиа, ни у мутхамба, их нет ни у одного племени кикуйю. У моего народа нет больше земель.
Мы ушли глубоко в леса, вождь Леопард, и вырыли на своем пути ловушки, чтобы никто не смог преследовать нас. Нас не могли победить ни черные, ни белые воины. Никто не мог преследовать нас, а мы не покидали лесов. Мы были пугливыми детьми и жалили тех, кто преследовал нас.