Лепестки камелии

Пока гибкий юноша, похожий на Ли, не встал перед столом на колени и, отведя взгляд, принялся подливать в мою чашу вино (жёлтое и дико сладкое).

Ничего особенного в наложнике не было: так же красив, как остальные, так же провокационно одет (а точнее, раздет), так же предупредителен и подчиняется гаремным порядкам. Не уверена, что в местной иерархии он занимал высокое место, или уже постарался бы со мной заговорить, а Ванхи бы его представил.

Но на его руках я заметила мозоли. Нужно быть очень внимательной, чтобы их увидеть, согласна, и хоть мозоли не считались здесь нечистыми, у наложника их быть не должно.

Я поймала его руку, и вино полилось мимо чаши.

Смолкла флейта, а за ней и цитра.

Замерли танцовщики.

Ванхи склонился передо мной рядом с коленопреклонённым юношей, которого я всё держала за руку, а он по-прежнему на меня не смотрел.

— Господин? — угодливо улыбаясь, произнёс Ванхи.

— Пусть все уйдут, — тихо приказала я.

И как по волшебству через мгновение мы остались одни.

Я отпустила наложника и, не сводя с него глаз (он вполне мог выхватить сейчас кинжал и броситься на меня) протянула ему чашу с вином.

— Выпей.

Он покорился — значит, отравленным вино не было…

В самом деле, удивитесь вы — подозревать человека, только потому, что его руки мозолисты? Ну разве не глупость?

В этом мире — необходимая предосторожность. Мозоли были от меча, уверена. Передо мной сидел человек, много тренировавшийся с оружием, и мне было очень интересно, что он забыл в гареме наследника.

Так что ходить вокруг да около я не стала. Подождала, пока всё выпьет, потянулась за яблоком (руки занять — кстати, яблоки здесь деликатес, можете себе представить?). И прямо спросила:

— Ты здесь, чтобы убить меня?

Мне удалось его удивить: он уставился на меня так, словно я по-русски заговорила. Повисла тишина, напряжённая и долгая.

Я подняла брови, дескать, ну? Я жду.

Он открыл рот, что-то прохрипел — и повалился навзничь, тихо так, словно в обмороке.

Мы с Ванхи с любопытством наблюдали.

Наложник не двигался, вроде как умер. Опоссум, блин.

В комнате было тихо, так, что слышалось, как за бамбуковыми шторами поёт соловей. Сладко поёт, романтично…

Я потянулась за вином, которое этот припадочный не долил. Подала кувшин Ванхи.

— Полей его, пусть очнётся.

Ванхи с сожалением посмотрел на кувшин.

— Притворяется, господин. А вино хорошее, жалко…

Наложник очнулся сам, без вина, наверное, понял, что изображать беспамятство бесполезно.

— Ну так что, убивать меня будешь? — повторила я, дождавшись, пока он устроится передо мной ниц. Хорошая поза, руки на виду…

— Господин, что?.. Как?.. — залепетал он.

— Пропустим это. Ванхи, ради всего святого, убери стол, меня тошнит от одного его вида.

Евнух проворно всё устроил. Лучше не стало: по-прежнему было душно, наложник лежал ниц, а снаружи заливисто пел соловей. Я страшно ему завидовала. Хотелось в сад, на свежий воздух, подальше от всего этого.

— Кто он? — кивнула я на юношу, поймав взгляд Ванхи.

— Юн, господин. Вы сами его выбрали… седьмого дня прошлой луны. С южных провинций, всю жизнь в рабстве, родители продали, кормить нечем было. Вы были с ним всего один раз и не остались довольны, потому он прислуживает другим… Господин?

Я подошла к наложнику, снова взяла его за руку. Кажется, он был левшой — на ней мозолей было больше.

— Подготовить его? — угодливо поинтересовался Ванхи.

Я отмахнулась.

— И чем же занимался Юн, пока не попал ко мне?

— Служил виночерпием в доме наместника Саки, господин. А до этого…

— Это ты о кувшины так руки натёр? — перебила я.

Ванхи умолк, наложник отвечать не собирался. Снова повисла тишина.

— Ну?

Наложник ещё помолчал, потом вытолкнул из себя:

— Да. Господин.

Ну-ну.

— Сядь на колени. Так, чтобы я видел твои руки.

Прямому приказу не повиноваться раб не мог. Юн сел, я смотрела на него и думала, что заменой Ли он не станет, но… Ванхи говорил, что верность не покупается, однако, с чего-то же надо начинать.

— Твои мозоли от меча. Ты хорошо владеешь оружием?

Руки Юн держал на виду, но глаза прятал. И всем видом говорил: «Ну что вы ко мне пристали?»

Однако принц может приставать почти ко всем, к кому пожелает, и ничего ему за это не будет. Юн это знал, потому ответил:

— Если господин так считает, ничтожный раб не смеет спорить.

Мда, даже Ли был честнее…

— А ты поспорь, — выдохнула я. Голова раскалывалась безумно. — Расскажешь мне, откуда ты, прямо сейчас — я не поверю. Так что поспорь, поспорь.

— Господин? Раб не понимает…

Я встретилась взглядом с Ванхи. Тот задумчиво нахмурился, потом подошёл к юноше и рванул на нём жилет. Поднял руку — Юн задохнулся не то от неожиданности, не от гнева.

Под мышкой у него оказалось маленькое, не больше родинки клеймо — летящая птица.

— Феникс, господин. Он из Возрождённых, — пояснил Ванхи.

— Кого?

— Наёмник, господин. Возрождённые — крупнейший и самый влиятельный клан наёмных убийц империи.

Я вспомнила мальчишку, чуть не подброшенного мне канцлером и то, как спровадил его император. Наёмник, значит…

Ванхи смотрел на меня.

— На дыбу его, господин?

Я наклонилась к Юну.

— Хочешь на дыбу?