Лепестки на ветру

Это было самое лучшее Рождество в моей жизни от начала до конца, или почти до конца. Кэрри подросла на полдюйма, и что за радость была увидеть ее сверкающие от счастья огромные голубые глаза, когда она сидела на полу и, взвизгивая от радости, рассматривала платьице из алого бархата, которое я купила ей в Нью-Йорке, обегав там все магазины и потратив на это несколько часов. В платье она походила на прекрасную маленькую принцессу. Я попыталась представить себе Кори, как он сидел бы по-турецки на полу и рассматривал свои подарки. Каждое радостное событие пробуждало во мне воспоминание о нем. О, как часто, заметив на нью-йоркской улице маленького мальчика с голубыми глазами и золотистыми кудряшками, я бежала за ним, надеясь на чудо, на то, что это может быть он. Но это всегда был не он, не он!

Крис положил мне в руки маленькую коробочку. Там находился крохотный золотой медальон в форме сердечка с бриллиантом посередине. Бриллиант был маленький, но настоящий.

— Я сам заработал на него, тяжелым ежедневным трудом, — произнес Крис, застегивая мне на шее цепочку. — Работа официанта неплохо оплачивается, если обслуживаешь хорошо и с улыбкой.

Он украдкой сунул мне в руку какой-то сложенный листок.

Спустя час я улучила минутку, прочла послание и чуть не заплакала. Оно гласило:

«Милой Кэтрин, даме моего сердца. Я дарю тебе этот золотой кулон, и хотя бриллиант в нем едва заметен, мое чувство к тебе может увеличить его до размеров горы.

Я дарю тебе золотую безделушку, потому что золото долговечно, и такой же вечной будет моя любовь.

Твой брат Кристофер».

Я еще не успела прочитать письмо, когда мне вручил свой подарок Пол, это было что-то завернутое в золотую фольгу с большим красным бантом. У меня дрожали руки, когда я разворачивала бесконечные слои обертки, а он тем временем терпеливо наблюдал. Шуба из черно-бурой лисы!

— Это именно то, что тебе нужно для вашей нью— йоркской зимы, — сказал он; глаза его светились теплотой и любовью.

— Это так дорого! — У меня перехватило дыхание. — Но мне нравится, страшно нравится!

Он улыбнулся: ему так мало надо для счастья.

— Каждый раз, когда будешь ее надевать, обязательно думай обо мне, и она согреет тебя даже в Лондоне, в холодные и пасмурные дни.

Я сказала, что это самая роскошная шуба из всех, что мне доводилось видеть, хотя я испытывала неловкость. В памяти вдруг ожило воспоминание о маме и о шкафе, набитом всевозможными мехами, они появились там благодаря тому, что у нее достало бессердечия и жестокости запирать нас одних, а сама она тем временем зарабатывала себе состояние, меха, драгоценности, и что там еще можно купить за деньги.

Крис вскинул голову и уловил на моем лице нечто, что должно быть выдало мои чувства к Полу. Брови его сошлись у переносицы, лицо нахмурилось, он взглянул на Пола. Потом встал и вышел из комнаты. Где-то наверху сильно хлопнула дверь. Пол сделал вид, что ничего не заметил.

— Кэтрин, видишь там в углу, это подарок для всех нас. Я уставилась на огромный телевизор, а Кэрри вскочила на ноги и побежала его включать.

— Он купил его специально для того, чтобы мы могли в цвете смотреть, как ты танцуешь в «Щелкунчике», Кэти! А так он не разрешает мне его включать.

— Это потому, что его чертовски трудно настраивать, — начал оправдываться Пол.

В тот день я почти не видела Криса, разве что за едой. На нем был ярко-синий свитер, который я сама связала, и который очень ему шел, рубашка и галстук, которые тоже я подарила. Но мои подарки не могли сравниться с золотым медальоном и тем милым письмом, от которого у меня слезы наворачивались на глаза. Мне было неприятно, что он так серьезно ко всему относится, но, поразмыслив, я поняла, что было бы еще неприятнее, если бы он вел себя иначе.

В тот вечер все мы удобно расположились вокруг нового цветного телевизора. Я устроилась на полу, примостившись возле Пола, сидевшего на стуле; ко мне прижалась Кэрри. Крис отодвинулся, как можно дальше; он пребывал в настроении, которое удаляло его от меня гораздо сильнее, нежели те несколько футов, что на самом деле разделяли нас. Из-за этого я не испытывала той радости, которую должна была бы ощущать, глядя на титры. Показывали пленку, записанную еще в августе, но только сейчас предоставленную вниманию жителей сотен городов. Как красиво балетные па смотрелись в цвете; в реальности они не казались такими воздушными. Я старалась взглянуть на себя глазами Клары: неужели я действительно так здорово танцую? Я забыла обо всем и незаметно для себя прижалась к бедру Пола, и вдруг почувствовала, как он запустил руку мне в волосы. Я уже не знала, где нахожусь, и жила лишь на сцене, где по мановению волшебства, Джулиан из уродливого щелкунчика превращался в прекрасного принца.

Когда представление кончилось, и я пришла в себя, я вдруг подумала о матери. «Господи, хоть бы она была дома и видела меня! Хоть бы она поняла, кого пыталась убить! Господи, сделай так, чтобы ей стало больно, стыдно, чтобы она плакала, переживала… пожалуйста, Господи!»