Лепестки на воде

— Или кто-нибудь из ее слуг, — подтвердила Шимейн. — К этому выводу я пришла не сразу. У меня было немало времени для размышлений после ареста, и в конце концов я поняла: кто-то хотел, чтобы мое исчезновение осталось тайной, чтобы во время ареста рядом со мной никого не оказалось. Как раз в это время конюхи прогуливали лошадей. Но если я ошиблась в своих догадках, значит, я несправедлива к Эдит.

— А если бы родные нашли вас, могли бы подозрения против этой женщины помешать вам выйти замуж за вашего жениха? За этого… Мориса дю Мерсера?

Этот вопрос мучил Шимейн с самого ареста, и она уже устала от мысленных споров с самой собой. Ей так и не удалось прийти к окончательному решению, а сейчас Шимейн не придавала этому значения, уверенная, что маркиз ни за что не женится на каторжнице.

— Маловероятно, чтобы моим родителям или даже Морису пришло в голову разыскивать меня здесь. И потом, сомневаюсь, что у Мориса найдется время для поисков. В Англии ему принадлежат обширные владения, требующие постоянного надзора. Вряд ли он решится пренебречь своими обязанностями и приедет сюда.

— Даже для того, чтобы найти свою невесту? — изумленно переспросил Гейдж, не понимая, как можно забыть о такой красавице, как Шимейн.

— Морис никогда не испытывал недостатка в титулованных поклонницах, увивающихся вокруг него, — коротко ответила Шимейн. — Должно быть, какая-нибудь знатная леди уже завладела его вниманием.

Всмотревшись в ее лицо, Гейдж помедлил и спросил:

— Значит, о замужестве с ним речь не идет?

Не доверяя собственному голосу, Шимейн резко кивнула и занялась делом, выставляя на стол масло и джем, чтобы не поддаться горечи и сожалению.

Гейдж в задумчивости подошел к столу и взял из корзинки булочку. Откусил, размышляя о словах Шимейн, но спустя несколько секунд забыл обо всем, а его глаза довольно заблестели. Ничего подобного он не пробовал с тех пор, как покинул отцовский дом. Даже Виктория не умела печь такой вкусный хлеб.

— Пожалуй, я поспешил, сравнив вас только с Роксанной Корбин. Я не погрешу против истины, если скажу, что вы печете хлеб лучше всех женщин в округе.

Шимейн откинула со лба непослушную прядь и удивленно воззрилась на хозяина.

— Значит, вы никому не продадите меня, мистер Торнтон?

— Разумеется, нет, Шимейн! — искренне изумился Гейдж. — Я же говорил, или вы мне не поверили?

— Некоторые мужчины говорят одно, а делают совсем другое, — уклончиво отозвалась она.

— Я не из таких.

Дверь спальни скрипнула, и, оглянувшись на звук, Шимейн и Гейдж увидели, как в кухню вышел Эндрю, шлепая босыми ножками по полу. Мальчик был так мил в длинной рубашке, со спутанными темными кудрями, падающими на лоб, что Шимейн захотелось броситься к нему и подхватить на руки. Но она понимала: Энди еще побаивается ее. В конце концов, вчера они впервые увидели друг друга.

Гейдж шагнул навстречу сыну, и Эндрю протянул к нему ручки, сладко зевнув. Отец подбросил его в воздух, и малыш радостно рассмеялся.

— Мы скоро вернемся, Шимейн, — предупредил Гейдж. — Энди знает, как обращаться с ночным горшком, но предпочитает ходить в уборную на дворе. В мое отсутствие вам придется сопровождать его. Он пытается подражать взрослом мужчинам, но у него еще не все получается.

— Понимаю, мистер Торнтон. — Вспыхнув, Шимейн отвернулась. В Англии, проезжая через деревни, она иногда видела из окна экипажа детей, голышом бегающих под дождем или плещущихся в лужах. Какими бы краткими ни были эти встречи, они успели развеять невежество Шимейн, узнавшей, чем мальчики отличаются от девочек. И все-таки знала она не так много, как, должно быть, предполагал ее хозяин.

Немного погодя Гейдж вернулся и направился к умывальнику. Утренний туалет сына он превратил в веселую игру, и в кухне то и дело раздавался заливистый детский смех.

Приготовив завтрак, Шимейн улучила минуту и направилась к себе в комнату. Ей не хотелось портить хозяину аппетит своим видом, и потому она сочла, что удобнее всего будет уйти, пока Гейдж сажает сына на стул. Шимейн уже выходила в коридор, когда хозяин, словно почувствовав ее намерения, догнал ее и схватил за руку, заставив вздрогнуть от неожиданности.

С лихорадочно забившимся сердцем Шимейн вгляделась в загорелое лицо Гейджа, стараясь понять, чем рассердила его. Она боялась этого человека не меньше, чем его сын — саму Шимейн.

— Вам нужно что-нибудь еще, мистер Торнтон? — пролепетала она.

— Да, Шимейн. — Он сухо улыбнулся. — Я хочу, чтобы вы остались и позавтракали с нами.

Невольным жестом она скрестила руки на груди.

— Я не одета, сэр.