Лепестки розы мира

«Увы, хорошее долго продолжаться не может», – вдруг поник Александр, так как увидел у своего подъезда, поджидающего его, Евгения. Александр понял, что сейчас в блестяще разработанный им план на выходные будут внесены существенные изменения.

Евгений был единственным другом Александра. То, что они до сих пор дружили, была заслуга только Евгения. Кто другой, вряд ли терпел бы в друзьях вечно брюзжащего, всем и всеми недовольного Александра. Но, Евгений тоже был идеалистом. Правда, в отличие от Александра, идеалистом со знаком «плюс». То есть, он считал, что этот мир уже совершенен, люди интересны, а всякая новая вещь приводила его в восторг. Если Евгения интересовал человек со всеми его странностями и слабостями, то Александр оценивал окружающих, только в той мере, насколько они далеки от идеала. Все ехидства и занудства Александра Евгений пропускал мимо ушей и видел в нём только умнейшего и честнейшего человека. Конечно, и Евгений позволял себе отправить острое словцо по любому адресу, и прямо в глаза. Для него не было неприкасаемых личностей и запретных тем. Но никогда он не говорил с желанием унизить противника, как человека. Даже, когда призывал небеса обрушить на головы своих противников все мыслимые и немыслимые наказания. И даже, когда, не дожидаясь решения небес, сам применял к оппонентам меры физического воздействия. Зафиксировано несколько таких случаев. И всё же, я утверждаю, что и в своих врагах Евгений не переставал замечать человеческое достоинство. Хотя кому-то, выслушивая его едкие, а порой и ядовитые высказывания, могло показаться не так. Ещё Евгений был замечателен тем, что ему совершенно было незнакомо такое чувство, как зависть. Ни в каком виде. Я полагаю, что вы немногих вспомните людей, если вообще кого-нибудь вспомните (кроме себя, разумеется), способных искренне, без оговорок, принять чужой успех, чужую радость. Евгений мог. Может потому, и шёл он с лёгким сердцем, не обращая особого внимания на те неприятности и проблемы, которые, не скупясь, подкидывает жизнь. А вот Александр, ровно такие же неприятности и проблемы, обязательно преодолевал героически, то есть через борьбу, напрягая все силы.

Вы, конечно, вправе меня спросить, что же тогда их связывало, таких непохожих. Повторять вам мысль, что противоположенные заряды притягиваются, я не стану. Вольтметром, или чем там полярность меряют? – их точно никто не измерял; я бы об этом знал. Вообще, я считаю, и всё чаще нахожу этому подтверждения, что раскладывать на составляющие элементы дружбу, совесть, благородство и всерьёз разбирать их характеристики, могут только люди, к таким понятиям непричастные. Полагаю, что восемь лет их дружбы говорят сами за себя. Хотя, вот что: была у них общая (странная по нынешним временам) страсть – любовь к литературе. Когда один из друзей находил достойную внимания книгу, после него эту книгу обязательно читал другой, и в течение нескольких дней они обсуждали прочитанное, иногда споря до синевы, причём, с толчками, ударами, подножками, болевыми и удушающими приёмами. Это были такие споры, что со стороны можно было предположить, что, скорее всего, это будет последний разговор в жизни, для одного из них. Согласитесь, что глядя на двоих толкающихся и заламывающих друг другу руки тридцатилетних мужчин, вряд ли можно предположить, что это не что иное, как литературный диспут. Как пример:

Они прогуливались по центру города. В тот летний день темой обсуждения была «Лолита» Набокова. Евгений утверждал, что книга интересна только тем, что она написана американцем, думающим по-русски, не более. Александр же, в защиту книги приводил отзывы о ней известных литераторов.

– Да что ты мне его мировым признанием тычешь, – возмущался Евгений.

– Так для тебя вообще нет авторитетов? – иронически восхитился Александр.

Они подошли к палатке с напитками и мороженым.

– У меня есть своя голова, чтобы понять, что умный и талантливый писатель опустился до мерзости, – зарычал Евгений, и сразу понизив тон: – Тебе сок или газировку? Два сока, пожалуйста, – ласково попросил он, напрягшуюся было от его крика, продавщицу. И отойдя от палатки несколько шагов, с прежней яростью, продолжил: – Значит этот Гумберт энд Гумберт (по мнению автора, интеллигент и гуманист) сплавил на тот свет мамашу (всё равно мамаша дрянь), напичкал девочку снотворным, удовлетворил свою похоть (девочка сама виновата, её ещё до того, пионеры развратили), а у него самого, при всём при этом – поясняет нам Набоков – тонкая, ранимая душа.

Александр попробовал провести параллель с Достоевским и напомнил Евгению о Настасье Филипповне.

– И сравнивать не смей, – угрожающе предупредил Евгений и толкнул Александра в бок. – И вообще, есть разница – упомянуть, что есть такие выродки, и посвятить такому выродку целую книгу.

Александр, если честно, пытался возражать, скорее для соблюдения правил игры. Но Евгений был неистов:

– А ещё противней, что писалась эта книга изначально под скандал, а значит – для барыша. Тьфу! – Евгений толкнул Александра сильнее.