Лепрозорий (СИ)

— Я всегда верила, что мир нельзя трогать, — грустно отозвалась она и поджала губы. — Терпела, когда убивали отца и мать, моих слуг и друзей. Терпела, когда сменялась власть. Терпела бои с женщиной, которую ненавидела. Терпела брак по расчету. Старалась, — она пошкрябала кончиком чистой иглы по подбородку. — Знаешь, словно слон в посудной лавке - старалась ничего не задеть. Но это невозможно. И я мечтала, училась, влюблялась, заботилась о детях. А потом, как неуклюжий слон, обрушилась на всю свою жизнь — война, тюрьма.

Химари пожала плечами, тепло щурясь на лучи солнца, пробиравшиеся сквозь черные ветки. Мурлыкнула себе под нос.

— Моя идея недеяния рухнула, как колосс на глиняных ногах. И поняла я это только с приходом Люции, — задумчиво протянула кошка, глядя на серо-синее небо, объятое ветрами. — Нужно жить в движении, а не созерцании — вот, что я поняла. Если бы не Люция, я бы предпочла умереть среди волков, но я боролась, я выжила. Если бы не она, я не смогла бы простить себе, что начала колоссальную войну. Я не смогла бы быть счастливой. Если не радоваться миру, то зачем вообще жить?

Ева улыбнулась. Пожалуй, зря она тревожилась об их отношениях, они даже лучше, чем хотелось бы.

— Когда Люция забрала меня из дворца, — смущенно начала Ева. Запнулась, поняв, что ее переживания и прошлое — пустое, ненужное, лишнее для кошкиных ушей. Но кошка смотрела на небо, а белые пушистые ушки были повернуты к паучонку. Вся во внимании. И Ева осмелилась продолжить. — Когда она забрала меня, я боялась ее. Она была такой странной. У нее были странные требования, и она никогда ничего не объясняла и ничему не учила. Она даже не пыталась быть доброй. Командовала, когда ее лечить, когда молчать, когда спать, когда собирать дрова. Она выдрессировала меня под себя, и больше ничего, — Ева пожала плечами. — Если я уставала и ныла, то она шла позади меня и пинками гнала вперед. А если я уставала идти, но терпела, то она несла меня на спине, — паучонок тепло улыбнулась, невольно поерзав. — Она отучила меня жаловаться. Я захотела быть хоть немного, но похожей на нее.

Кошка мурлыкнула и пряднула ушами.

— Люцифера вдохновляет самого генерала, — протянула она. — Уж он-то крепкий орешек. Только я тебе ничего не говорила, — подмигнула кошка Еве.

— Вот только, — замялась Ева, вертя в руках пустой пузыречек.

— «Вот только» что? — Химари обернулась к ней.

— Я не смогла понять, почему она убила всех этих людей. И не понимаю, почему мы идем убивать императрицу, — пробурчала Ева, нахмурившись. — Неужели нельзя решить миром? Зачем мстить?

Химари пожевала губами, пытаясь как можно проще сформулировать мысль. Она сама не знала ответа на этот вопрос, но догадывалась. Сколько таких кошек она повидала, сколько воинов были так похожи на бескрылую. Не так талантливы, но очень похожи.

— Нет ничего проще войны, — нашлась она, задумчиво провернув иглы на пальцах. — Война, борьба, месть — это легко. И поэтому твоя фурия не остановится.

— Я не понимаю, — промямлила Ева, поднимая на кошку глаза. Воевать — так сложно, нервно, опасно, страшно. Как это может быть чем-то легким?!

— Когда ты на войне — все просто, — усмехнулась кошка. — Есть друг, есть враг. Есть три цели на день: выжить самому, найти еду и кров, убить врага. Тебе чудовищно физически — голодно, холодно, больно, трудно убивать, сражаться. Но морально тебе легче всех — тебя беспокоят простые вещи, разум не мечется, обдумывая все те же три цели на день. Весь мир — пара сотен метров вокруг, — кошка глубоко вздохнула, прислушиваясь к своим воспоминаниям. Война и мир в ее жизни сменялись слишком уж часто. — Но вот война кончается, ты остаешься наедине с собой. Враг повержен. Ты вдруг понимаешь, что ты — лишь капля в море. И это невыносимо. Физически легко — сыто, тепло, сухо, мягко. Ты переживешь этот день, неделю, месяц, год. Тебе есть, чем прокормиться. Тебе не нужно убивать. Но вот морально тебе тяжелее, чем на войне. Разуму не нужно решать три цели, и он начинает войну в голове — кто я, где я, зачем я здесь, почему, а что завтра? И это никогда не заканчивается.

— И Люция выбрала то, что легче морально? — кажется, Ева понимала. Очень старалась понять.

— Да, ты права. С ее талантами война — не проблема. На войне она может быть самой собой. А ей нравится быть самой собой.

Ева не могла перестать сравнивать. И Люцифера, и Химари были воинами всю свою жизнь. Но они были настолько разными, что сложно было понять, что делает их такими.

— Но ведь ты тоже воин, — осторожно начала Ева, кусая губы. Химари кивнула. — У тебя была семья. И ты воевала. Как ты справилась с этим? Совместила? — должен был быть способ сделать Люцию счастливой. Хотя после разговора с фурией Ева уже сомневалась, так ли та несчастна.