Лермонтов. Исследования и находки

Через несколько дней господин фон Кёниг прислал в посольство письмо. Он сожалеет, что отсутствовал и не встретил гостей. Относительно передачи нам подлинников обещает подумать — он не решил еще для себя этот вопрос. Зато хочет дать нам совет: у одного из графов Берольдинген, живущего за пределами ФРГ, могут быть лермонтовские автографы. Фрайхерр фон Кёниг рекомендует ему написать, сообщает нам адрес… А тем временем открылось другое.

Чудеса телевидения

Это было вскоре после возвращения из Федеративной Республики Германии.

Выступаю по Центральному телевидению. Рассказываю о командировке, демонстрирую лермонтовские автографы и рисунки, говорю телезрителям, что в замке Вартхаузен мне посчастливилось получить вот этот неизвестный портрет…

И с этими словами показываю фото с той литографии, на которой представлена Верещагина…

Могу ли я знать, что происходит в этот момент в Москве на Кутузовском проспекте, 11?!

Восемнадцатилетняя телезрительница — Наталья Константиновна Комова видит это изображение и… узнает в нем литографию, такую же точно, которая висит в окантовке над постелью ее бабушки — Инны Николаевны Солнцевой, по мужу Полянкер! Бабушка живет отдельно, в другом районе Москвы.

Комова хватает телефонную трубку:

— Ты телевизор смотришь?

— Смотрю.

— Видела?

— Да, это тот самый портрет.

Наташе Комовой не надо спрашивать, откуда у них литография. Она была вмонтирована в огромный семейный альбом, который хранится у них на Кутузовском. В этот альбом с водяными знаками на бумаге «1835» любители поэзии с 30-х годов прошлого века вписывали стихи Пушкина, Веневитинова, Бенедиктова, Ростопчиной, Ламартина, Гюго, Барбье. Но больше всего в этом альбоме Лермонтова. Все это вписывалось в разные годы, разными почерками, под стихами и под рисунками даты «1838», «1842», «1843»… Но главное, в этом альбоме есть карандашный рисунок. И под ним подпись: «М. Лермонтов»!

Чтобы выяснить тайну изображений — того, что хранится в Баварии, и его двойника над постелью московской бабушки, — Наталья Комова и ее брат — молодой скульптор Олег Константинович Комов привезли ко мне и литографию и альбом. Сличаем. Литография полностью совпадает с фото, полученным в ФРГ. Начиная от лица и одежды, кончая датой «1838». Никаких колебаний — Верещагина это или не Верещагина — возникнуть не может: ведь в замке Вартхаузен висит ее другой — живописный портрет, относящийся к поздним годам ее жизни и сомнений в сходстве не оставляющий. Что касается альбома Солнцевых-Комовых, то и здесь все абсолютно ясно. Как это ни удивительно, неправдоподобно почти, но это новый, неизвестный доселе лермонтовский рисунок, изображающий какую-то молодую женщину. Показываю я этот рисунок Пахомову Николаю Павловичу, — а уж он художественное наследие Лермонтова знает! — он тоже признает руку Лермонтова. Хоть и не относит этот рисунок к числу самых зрелых его работ.

Чтобы не оставалось сомнений, скажу: в этом альбоме есть рисунок с подписью Шан-Гирея — троюродного брата поэта. И датирован рисунок тем же самым 1838 годом, когда, по словам матери Верещагиной, Лермонтов «таскает и бесится с Николинькою Шангирей». И литография Верещагиной 1838 года. Очевидно, к тому же году относится и лермонтовский рисунок.

Кому принадлежал альбом — неизвестно. Но, думается, ответ на это дает странная запись на одном из его листов:

Я буду любить вечно,
Буду помнить сердечно.

…..(подпись неясна)

А строчкой ниже:

Очень нужно.
Мария Ловейко.
Да мне все равно, будете ли вы меня любить или нет.

Потом в первые строки кто-то размашисто вставил отрицание «не», благодаря чему запись приобрела обратный смысл:

Я не буду любить вечно,
Не буду помнить сердечно.

Надо думать, что подобное объяснение могло возникнуть на странице альбома только самой Марин Ловейко.

В одном из писем, принадлежавших профессору Винклеру (оно сперва поступило в Литературный музей, потом в Ленинскую библиотеку), Екатерина Аркадьевна Столыпина упоминает имя «Машиньки Ловейко». Письмо без полной даты, но, по всей видимости, 1838 года. Судя по тексту, Ловейко живет в Петербурге в доме Столыпиных.