Лермонтов. Исследования и находки

Милый пришлет поклон верный,
Коня вороного
Коня, коня вороного,
Сиделице ново.
Что сиделице ново,
Зеленого шелку.
Зеленого шелку, шелку,
Гребенского полку[787]

.

Эта песня поется в Червленой, но верность Лермонтова казачьим песням может быть обоснована только всем песенным обиходом гребенского казачества, потому что «Казачья колыбельная песня» представляет собой художественное обобщение и похожа она не на одну и не на три, а на многие казачьи песни.

4

Вот что писал уже упомянутый нами Э. Дюшен о «Дарах Терека»:

«Известна склонность В. Гюго одушевлять видимую природу: леса, скалы, реки, горы — все это имеет у него свой голос. Подобное предрасположение всегда было неиссякаемым источником мифов. Через олицетворение, — которое гений В. Гюго предохранил от холодности, свойственной олицетворениям классической литературы, — он выводит на сцену реку, гору и заставляет их говорить… От двух стихотворений Лермонтова — „Даров Терека“ (1839) и „Спора“ (1841) — не отказался бы и Виктор Гюго: мы полагаем, — делал вывод Дюшен, — что эти два стихотворения написаны под влиянием работы воображения, столь характерной для В. Гюго, и что „Разгневанный Дунай“ внушил и подсказал их Лермонтову…»[788]

Из этой похвалы («от „Даров Терека“ и от „Спора“ не отказался бы и В. Гюго») может следовать только один вывод: что Лермонтов — способный ученик Виктора Гюго.

Не опровергая выводов Дюшена, исследователи Лермонтова (Л. П. Семенов, Б. М. Эйхенбаум) утверждают, однако, что источником лермонтовской баллады послужил также и местный фольклор, что «Дары Терека» восходят к песням гребенских казаков[789]. Но при такой постановке вопроса — наряду с Гюго — самый фольклор оказывается одной из разновидностей литературных источников. К тому же остается совершенно неясным, к каким песням гребенских казаков восходит лермонтовское стихотворение, а главное — в чем сказалась эта близость к фольклору. Вопрос этот в специальной литературе поставлен уже давно, но совершенно не разработан.

Н. Мендельсон в статье «Народные мотивы в поэзии Лермонтова» привел гребенскую песню о Тереке Горыниче, что «прорыл-прокопал горы крутые» и «упал во синее море, во Каспийское»:

Ой ты, батюшка, наш батюшка,
Быстрый Терек ты Горынич!
Про тебя лежит слава добрая,
Слава добрая, речь хорошая!
Ты прорыл-прокопал горы крутые,
Леса темные;
Ты упал, Терек Горынич, во синее море,
Во Каспийское;
И на устье ты выкатил бел горючий камень.
Тут и шли, прошли гребенскне казаки со батальицы,
Что с той-то батальицы со турецкой;
Не дошедши они до белого камушка, становилися;
Становилися они, дуван дуванили.
Что на каждого доставалося по пятьсот рублей,
Атаманушке с есаулами по тысяче;
Одного-то доброго молодца обдуванили:
Доставалась ему, добру молодцу, красная девица,
Как убор-то, прибор на красной девице — во пятьсот
рублей.
Русая коса — во всю тысячу,
А самой-то красной девице — цены нетути[790]

.

Л. П. Семенов указал на другую песню, в которой поминается о том, как

Надевали уздени-князья панцири трехколечные
С налокотниками позлащенными[791]

.

Но обе песни довольно далеки от лермонтовской баллады, а главное — заключают в себе такие общие признаки, которые могли быть известны поэту помимо песен: кабардинцы не только в песне, но и в действительности носили позлащенные налокотники, у казачек бывают светло-русые косы и в жизни, и Терек впадает в Каспийское море не только в песнях. Судя по этому, Лермонтов мог описать в «Дарах Терека» непосредственные свои впечатления, стихотворение могло бы и не иметь фольклорного источника.

На самом деле предположения исследователей правильны, но в их руках не было достаточно убедительных аргументов. А между тем имеется хоть и косвенное, но все же очень точное подтверждение, что наряду со многими другими наблюдениями Лермонтова вдохновили на создание «Даров Терека» произведения народной поэзии.

Но прежде чем познакомиться с этими произведениями народного творчества, попробуем выяснить, когда и кто их записывал.

5