Я видел тень блаженства: но вполне,Свободно от людей и от земли,Не суждено им насладиться мне.Быть может, манит только издалиОно надежду; получив, — как знать? —Быть может, я б его стал презиратьИ увидал бы, что ни слёз, ни мукНе стоит счастье, ложное как звук.Кто скажет мне, что звук её речейНе отголосок рая? что душаНе смотрит из живых её очей,Когда на них смотрю я, чуть дыша?Что для мученья моего она,Как ангел казни. Богом создана?Нет! чистый ангел не виновен в том,Что есть пятно тоски в уме моём;И с каждым годом шире то пятно;И скоро всё поглотит, и тогдаУзнаю я спокойствие, оно,Наверно, много причинит вредаМоим мечтам и пламень чувств убьёт,Зато без бурь напрасных приведётК уничтоженью; но до этих днейЯ волен — даже — если раб страстей!Раб судьбы… раб страстей…
Лермонтов ясно осознаёт, что творится в душе, — но чувствует: он всё равно — волен!
Воля — его настоящая родина. И тут же он вспоминает про свою земную родину:
Печалью вдохновенный, я поюО ней одной — и всё, что чуждо ей,То чуждо мне; я родину люблюИ больше многих: средь её полейЕсть место, где я горесть начал знать,Есть место, где я буду отдыхать,Когда мой прах, смешавшися с землёй,Навеки прежний вид оставит свой.И, наконец, он вспоминает отца:
О мой отец! где ты? где мне найтиТвой гордый дух, бродящий в небесах?В твой мир ведут столь разные пути,Что избирать мешает тайный страх.Есть рай небесный! — звёзды говорят;Но где же? вот вопрос — и в нём-то яд;Он сделал то, что в женском сердце яХотел сыскать отраду бытия.В то время, 1 октября 1831 года, в деревне Кропотово умер Юрий Петрович Лермонтов. Было ему 44 года.
Семнадцатилетний Михаил прощается с отцом стихами:
Ужасная судьба отца и сынаЖить розно и в разлуке умереть…………………………………Но ты простишь мне! Я ль виновен в том,Что люди угасить в душе моей хотелиОгонь божественный, от самой колыбелиГоревший в ней, оправданный Творцом?…………………………………………Хоть оба стали жертвою страданья!..(1831)Это упрёк не только свету
, но и воспитавшей поэта бабушке. Нерастраченная сыновняя любовь обернулась страданием; огонь божественный, оправданный Творцом, горел в мучительном одиночестве.Буквально следом Лермонтов пишет ещё более горькое и откровенное стихотворение, из которого потом он вычеркнул первую и третью строфы, оставив лишь вторую. Вот оно целиком: