Лермонтов в жизни. Систематизированный свод подлинных свидетельств современников.

— Oui, je vous provoque (да, я вас вызываю), — сказал Мартынов и вышел.

А. П. Шан-Гирей.С. 754—755

На вечере в одном частном доме, за два дня до дуэли, он вывел меня из терпения, привязываясь к каждому моему слову, на каждом шагу показывая явное желание мне досадить.

Н. С. Мартынов⁴. С. 692

...Когда однажды в доме же Верзилиных, Лермонтов, издеваясь при дамах над костюмом Мартынова и его кинжалом, саркастически назвал его как бы данным ему прозвищем, г.   б о л ь ш о й   к и н ж а л, то Мартынов не выдержал более, будто бы отвечал ему при всех: после этого я вижу, что ты большой дурак!.. и это будто бы и было поводом к их роковой дуэли.

Я. И. Костенецкий.С. 116

Однажды на вечере у генеральши Верзилиной Лермонтов в присутствии дам отпустил какую-то новую шутку, более или менее острую, над Мартыновым. Что он сказал, мы не расслышали, знаю только, что, выходя из дома на улицу, Мартынов подошел к Лермонтову и сказал ему очень тихим и ровным голосом по-французски: «Вы знаете, Лермонтов, что я очень часто терпел ваши шутки, но не люблю, чтобы их повторяли при дамах», — на что Лермонтов таким же ровным тоном отвечал: «А если не любите, то потребуйте у меня удовлетворения». Больше ничего в тот вечер и в последующие дни, до дуэли, между ними не было, по крайней мере, нам, Столыпину, Глебову и мне, неизвестно, и мы считали эту ссору столь ничтожной и мелочной, что до последней минуты уверены были, что она окончится примирением.

А. И. Васильчиков.Несколько слов о кончине М. Ю. Лермонтова

и о дуэли его с Н. С. Мартыновым //

Русский архив. 1872. Т. 3. Стб. 205—213.

(Далее цит. как: А. И. Васильчиков ²)

Этот Мартынов глуп ужасно, все над ним смеялись, он ужасно самолюбив, карикатуры (на него) его беспрестанно прибавлялись, Лермонтов имел дурную привычку острить. Мартынов всегда ходил в черкеске и с кинжалом, он назвал его при дамах m-r poignard и Sauvage'ом (господин кинжал и дикарь. — фр.) Он [Мартынов] тут ему сказал, что при дамах этого не смеет говорить, тем и кончилось. Лермонтов совсем не хотел его обидеть, а так, посмеяться хотел, бывши так хорош с ним.

Е. Г. Быховец.С. 767—768

Лермонтов сделал стихи и маленькую карикатурку, в коей Мартынов представлен в своей странной одежде, и все это посвятил ему же, Мартынову, с коим, бывало, служил вместе, но Мартынов принял это иначе, вспыхнул, не могли его урезонить, — драться, да и полно.

А. Я. Булгаков.С. 711

По воскресеньям бывали собрания в ресторации, и вот именно 13 июля собралось к нам несколько девиц и мужчин, и порешили не ехать в собрание, а провести вечер дома, находя это и приятнее и веселее. Я не говорила и не танцевала с Лермонтовым, потому что в этот вечер он продолжал свои поддразнивания. Тогда, переменив тон насмешки, он сказал мне: «М-llе Emilie, je vous en prie, un tour de valse seulement, pour la denière fois de ma vie» (Мадемуазель Эмилия, прошу вас на один только тур вальса, в последний раз в моей жизни. — Фр.) . —«Ну уж так и быть, в последний раз, пойдемте». Михаил Юрьевич дал слово не сердить меня больше, и мы, провальсировав, уселись мирно разговаривать. К нам присоединился Л. С. Пушкин, который также отличался злоязычием, и принялись они вдвоем острить свой язык à qui mieux (наперебой. — Фр.). Несмотря на мои предостережения, удержать их было трудно. Ничего злого особенно не говорили, но смешного много, но вот увидели Мартынова, разговаривающего очень любезно с младшей сестрой моей Надеждой, стоя у рояля, на котором играл князь Трубецкой. Не выдержал Лермонтов и стал острить на его счет, называя его «Montagnard au grand poignard» — «горец с большим кинжалом» (Мартынов носил черкеску и замечательной величины кинжал). Надо же было так случиться, что, когда Трубецкой ударил последний аккорд, слово poignard (кинжал) раздалось по всей зале. Мартынов побледнел, закусил губы, глаза его сверкнули гневом, он подошел к нам и голосом весьма сдержанным сказал Лермонтову: «Сколько раз я просил вас оставить свои шутки при дамах», — и так быстро отвернулся и отошел прочь, что не дал и опомниться Лермонтову, а на мое замечание: «Язык мой — враг мой» Михаил Юрьевич отвечал спокойно: «Это ничего не значит, завтра мы будем добрыми друзьями». На другой день Лермонтов и Столыпин должны были ехать в Железноводск. После уж рассказывали мне, что когда выходили от нас, то в передней же Мартынов повторил свою фразу, на что Лермонтов спросил: «Что ж, на дуэль меня, что ли, вызовешь за это?» Мартынов ответил решительно «да» и тут же назначил день. Все старания товарищей к их примирению оказались напрасными.

Э. А. Шан-Гирей (Верзилина).С. 316—317

Я первый вызвал его...

Н. С. Мартынов⁴. С. 693