Лерой. Обещаю забыть

 Кшинский кивает, а я спешу на свежий воздух, на ходу набирая Горского. Уверен, он сможет помочь узнать правду о Макееве.

 Гудок, второй, но Коля не спешит отвечать. Отхожу дальше. Вокруг тихо, и ни одной живой души. И снова пытаюсь до него дозвониться.

– Лерой? – отвечает Горский встревоженным голосом, словно своим звонком я сильно ему помешал.

– Коль, привет! Ты извини, что отвлекаю, – пытаюсь перейти сразу к делу, хотя и знаю, что Горский подобные просьбы не любит гораздо сильнее меня. – Разговор есть.

– Погоди, выйду в более тихое место, – всё так же напряжённо отвечает Коля, а я слышу фоном какой-то шум в трубке. Чьи-то восторженные голоса, громкая музыка и смех. Смех... Счастливый и искренний. Этот смех я не спутаю больше ни с каким другим. Рядом с Горским его дочь. Ксюша. Моя любимая девочка.

– Ты во Франции? – надломленным голосом спрашиваю друга, а сам с небывалой силой прижимаю трубку к уху. Мне мало! Я хочу ещё хоть на мгновение окунуться в её смех, а может, и услышать родной голос.

– Да, Лерой, прости. – Непонятно за что извиняется Горский, но его голос мне сейчас только мешает. И снова смех. Её. Такой ласковый, такой звонкий. Боже, как же сильно я скучаю по моей девочке! Но следом к смеху Ксюши добавляются голоса. Они нечёткие, и слов разобрать не могу. Только понимаю, что там в эту самую минуту собрались все: Катя, Миронов, Реми... Без меня. Это мой выбор. Вот только ни черта он не помогает заглушить тоску! Чувствую, как каменеет тело в предчувствии чего-то нехорошего, страшного. И это страшное обрушивается на меня лавиной, в секунду разделяя мой мир на «до» и «после».

– Горько! – орёт со всей дури Реми.

– Горько! – поддерживают его остальные голоса.

– Прости, – хрипло шепчет Горский, понимая, что я всё слышал.

– Прости! – почти рычит он в трубку, словно пытается забрать часть моей боли себе.

– Передай Ксюше мои поздравления. – Не знаю, где нахожу силы говорить. – И Черниговскому тоже. Я рад за них.

– Лерой! – надрывается в трубку Горский, но я больше ничего не слышу. Я больше не способен слышать и говорить. В голове шум и только отголоски её смеха. Я отпустил Ксюшу сам. Вот только она смогла без меня, а я, похоже, нет...

 Отключаю мобильный и шаткой походкой иду к своему авто. Меня больше не существует! Ни для кого! Никогда!

– Лерой, – доносится со спины голос Пети, но я не реагирую.

– Лерой, да стой же ты! – Он хватает меня за локоть, заставляя обратить на себя внимание. – Всё хорошо?

– Да, – сухо и бесцеремонно вру. – Мне срочно нужно уехать.

– Ладно, – соглашается Кшинский, окидывая меня подозрительным взглядом. Наверно, со стороны я сейчас выгляжу жутко. – Что с Макеевым?

– Ничего. – Не сразу получается сообразить, что хочет от меня Пётр.– Отличный мужик. Идеальный вариант для Арины.

 Моя скромная месть для мелкой пигалицы, которая одним своим звонком три года назад невольно разрушила моё счастье с Ксюшей.

 Кшинский довольно кивает и убегает в эпицентр события, а я продолжаю плестись к своей тачке.

 Не знаю, как добираюсь до дома. Перед глазами – пелена, в голове – ни одной мысли. Только её смех и это чёртово «Горько!». Шесть букв, которые ломают меня навсегда.

 Вокруг пустота. Вакуум. Я не здесь, не в этом мире. Мне невыносимо больно.

 Высокий забор. Одинокий дом на отшибе. И я, всеми забытый и никому не нужный –видимо, просто родился под несчастливой звездой. Тропинка до крыльца кажется бесконечной, а весь дом пропитан воспоминаниями о Ксюше: здесь она сидела, по этой лестнице спускалась босиком, на кухонном столе, который вопреки требованиям Горского я так и не сменил, она почти стала моей, а тут обнимала, вселяя надежду, которую сегодня убила раз и навсегда.

 От мысли, что в эту самую секунду Черниговский целует Ксюшу, вдыхает ее аромат, впитывает тепло и может открыто смотреть ей в глаза, меня выворачивает наизнанку и разрывает на части... Она с ним! Она выбрала не меня!

  Сильнее всего болит душа... Я знаю это, как никто другой. А самое поганое – от этой боли нет лекарства... От неё невозможно убежать. Её нельзя просто переждать, в надежде, что она утихнет. Нет! Эта боль будет усиливаться с каждой минутой, пока однажды не сожрёт меня полностью.

 Стою посреди гостиной, не зная, что делать дальше. Я не могу видеть всё это. Этот дом хранит слишком много воспоминаний. Зажмуриваюсь, пытаясь найти спасение в темноте. Только всё зря: образ уже не моей девочки стоит перед глазами.

 Битая посуда, переломанная мебель... Я вновь разрушаю вокруг себя всё. Но мне не становится легче. А я так хочу забыться! Хотя бы на мгновение перестать представлять её в белом платье с обручальным колечком на безымянном пальце.

Мне нельзя пить. Совсем. После травмы врач предупредил, что даже глоток крепкого алкоголя способен меня убить. Но сейчас мне всё равно...

 Под ногами хрустят осколки стекла. В руке бутылка Колиного коньяка. Я хочу всё забыть, раз и навсегда!